"Фридрих Незнанский. Оборотень ("Марш Турецкого")" - читать интересную книгу автора

теперь дело приостановилось, потому что все ждали Юрия.
- Юрка, ты такие потрясные стихи сочинил, мы тут обхохотались! -
сказала однокурсница, которая давно уже была к нему неравнодушна. - Ты
просто гений!
До вызова в деканат веселые четверостишия для каждого шаржа шли у него
одно за другим. Но теперь, когда он вернулся, что-то сломалось, и он стал с
трудом вымучивать новые строчки. В зале в это время развешивали шары,
гирлянды цветов, устанавливали мигающее освещение для дискотеки, передвигали
стулья, и весь этот шумный беспорядок мешал ему сосредоточиться.
Он бы все-таки позвонил через час, но газету нужно было немедленно
уносить, чтобы всю ее длинную полосу развесить вдоль стены коридора перед
залом. Потом кончилась бумага для черновиков, и два последних четверостишия
он писал на листке, который дала ему секретарша. Листок у него сразу
выхватили, чтобы переписать стихи в газету, которую уже начали сворачивать.
Так листок и потерялся.
Юрий пробовал искать его среди других скомканных клочков и обрезков на
столе, но и стол надо было срочно убрать, чтобы готовить сцену, и он
подумал: "Надо будет этому Иванову - позвонит сам".
Любимая девушка, Инга, поехала сразу после лекции домой, чтобы
переодеться для вечера, и Юрий несколько раз выходил из комнаты
Студенческого научного общества, оглядывал коридор в надежде ее увидеть.
Все эти танцы-шманцы-обниманцы ему были не очень-то и нужны, Инге, судя
по всему, они были тоже необязательны. Эти вечера в полумраке необходимы или
тому, кто надеется в облегченных обстоятельствах завязать разговор с
объектом своего любовного интереса, или тому, кто умеет быстро отхватить
очередное веселое приключение.
Отношения Юрия с Ингой перешли в ту стадию, когда им больше хотелось
быть наедине, а не в фокусе пялящихся на них глаз.
Но во время торжественной части Юрию должны были вручать диплом как
одному из победителей конкурса студенческих работ. Об этом та же секретарша
в деканате предупреждала его несколько дней назад.
Наконец подошла и Инга. Они сразу отправились в зал и удачно сели около
прохода, так чтобы Юрию было удобно выходить за дипломом.
Эти торжественные части со времен пионерских линеек навевали на Юрия
глубочайшую тоску. Отец называл их обеднями.
- Раньше утро начинали с молитвы Господу во здравие государя, -
втолковывал отец Юрию-пионеру, - теперь мы молимся Политбюро ЦК КПСС и
Генеральному секретарю. Необходимый ритуал. Он объединяет и дисциплинирует
страну.
Они сидели вместе с Ингой, взявшись за руки, слушали дежурную речь
секретаря комитета комсомола, вместе со всеми аплодировали, где надо - жаль
только, руки приходилось расцеплять для этого. За длинным столом, накрытым
красной материей, перед ними возвышался президиум. И Юрий подумал, что им с
Ингой все-таки лучше, чем тем, кто в президиуме. Они могли шептаться,
держаться за руки, тем же оставалось, превратив свои лица в маски, выставить
себя на обозрение залу.
Наконец к трибуне подошел проректор по учебной части. Тяжеловато
переваливаясь, он нес список тех, кому собирался вручить дипломы.
Юрий дождался своей фамилии, быстро прошел к трибуне, неловко ответил
на пожатие руки проректора, услышал от него: