"Фридрих Незнанский. Оборотень ("Марш Турецкого")" - читать интересную книгу автора

Наконец он пришел домой, лег в своей комнате на диван и, видимо, уснул.
Часов в семь вечера он очнулся оттого, что мать несильно трясла его за
плечо.
- Инга звонит.
Он почувствовал, что не может разговаривать ни с матерью, ни с Ингой,
но все-таки взял трубку.
- Юрик, ты заболел, что ли? - Голос Инги звучал из другой, беззаботной
жизни, в которой он теперь не мог быть хотя бы гостем. - У тебя температура?
- Да, голова болит сильно, - ответил он и почувствовал, что и в самом
деле голова начинает болеть.
- Юр, слушай, - Инга заговорила тише, - а у нас на курсе у нескольких
человек был домашний обыск, их, говорят, ночью забрали, и Яниса тоже
забрали. Никто ничего толком не знает, а все только шепчутся и передают друг
другу всякую чушь.
- Угу, - отозвался Юрий. Кроме этого "угу" он ничего выговорить не мог.
- Юр, слушай, - Инга заговорила еще тише, - у нас на факультете есть
кто-нибудь с фамилией Козочка?
Юрий почувствовал, как страшно заколотило у него в висках, и
пробормотал деревянным голосом:
- Не знаю.
- Ладно, ложись, я тебе потом позвоню. - Ей не очень-то понравилась
такая манера разговора. Но что он мог сказать ей?
"А может, рассказать все отцу? Он переговорит с ее отцом, и втроем они
что-нибудь придумают, он отнесет отчет как бы о разговоре, который будто бы
был". На секунду эта мысль, приходившая уже не раз за последние часы, все же
показалась спасительной. Но нет, это было невозможно. Так же, как невозможно
было и другое - следить за отцом Инги и обо всем там докладывать.
К утру он придумал выход.
На следующий день вместо университета он пришел в кафе в центре города
прямо к открытию.
Спиртное продавали только с одиннадцати, но он на глазах у
растерявшихся официанток достал чекушку, прихваченную из дома, и выплеснул
ее содержимое в стакан.
- Молодой человек, у нас так пить нельзя, - официантки подошли к нему
вдвоем.
- А как можно? - закричал он, выпучив глаза.
- Никак нельзя, - сказала более пожилая с явным латышским акцентом.
- Молчать! Латышское отродье! Русскому человеку погулять не дают! -
выкрикнул он и опрокинул столик.
Все это было проделано так естественно, что официантки немедленно
бросились звонить в милицию. Он же, единственный посетитель в пустом зале,
сидел на стуле, а рядом в луже валялись осколки вазочки и лохмотья цветов.
Окинув мутным взором помещение, мгновенно захмелевший натощак Юра монотонно,
перевирая мелодию, затянул:
Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой! С фашистской силой
темною, С латышскою ордой!
Работницы кафе испуганно смотрели на него из-за угла.
Только "ярость благородная" начала "вскипать, как волна", - появилась
милиция.
Его привезли в отделение, но он и там продолжал кричать: