"Фридрих Незнанский. Кровная месть ("Марш Турецкого")" - читать интересную книгу автора

столике - компьютер, непременный атрибут любого начальственного кабинета.
Впрочем, я еще ни разу не замечал, чтобы у кого-нибудь из наших начальников
он был включен.
- Мои ребята каким-то образом залезли в секретную информацию КГБ, -
объяснил я. - Эти пистолеты складировались у них, вероятно, на предмет
практического использования в удобное время.
Меркулов кивнул.
- Похоже на торговцев оружием, - сказал он.
- А чекисты тут при чем? Меркулов лишь тяжко вздохнул.
- Ты же понимаешь, когда начали громить комитетчиков, там уже было не
до инвентаризации. Это была самая натуральная растащиловка. Что ты хочешь?
- Я не титан, - сказал я, - и мне хватает работы, но целесообразность
дела требует. Надо объединить все эти дела, я так думаю. И хорошенько
покопаться. Так будет легче найти виновных.
- Хорошо, - сказал он. - Я распоряжусь. Тебе передадут все эти дела.
Что там с Моисеевым? На что обиделся наш старик?
- Он, как и я, не может понять, почему оправдали Шихарева.
- Я сам не могу этого понять, - буркнул Костя. - Так что, надо сразу
подавать в отставку?
- Костя, ты же понимаешь, это не первый случай, - сказал я. - А Семен
Семенович в органах уже почти сорок лет, он привык, чтобы люди бледнели при
слове "прокуратура". Он привык к авторитету правоохранительных органов. А
кто сейчас авторитет, кроме Международного валютного фонда?
Меркулов горестно кивнул. Раньше я не мог поверить, что начальники
рассуждают так же, как и их подчиненные.
Теперь я в это верил. Костя Меркулов оставался нашим единомышленником и
этим лишал нас возможности во всем обвинять вышестоящих.
- Передай Семену Семеновичу, что я... Впрочем, я сам к нему зайду.
Держитесь, ребята.
Разве что пафос был для него внове, но я допускал необходимую меру
патетичности, учитывая головокружительную высоту его положения.

2

Уже поднимаясь по эскалатору, Нина предчувствовала слякотную
промозглость ненастного зимнего утра и потому заранее настраивалась на
соответствующее восприятие. Ничто не могло ее обрадовать в это утро, и
потому надо было приучить себя к мысли, что хорошего ждать ей нечего. Уже
больше года жила она в первопрестольной воспоминаниями. До сих пор в глубине
души хранила она образ Москвы, рожденный детскими восприятиями. Тогда все
казалось волшебным и радостным: и метро, и троллейбусы, и зоопарк, куда
водил ее отец. Она наивно надеялась, что, вновь посетив счастливые места
своего детства, она вернет ту радость, то сказочное восприятие, которое
позволяло ей когда-то не замечать людскую недоброжелательность, грубость,
замкнутость. Приехав в Москву около года назад, она первым делом посетила
зоопарк, потом Кремль и ВДНХ и с горечью убедилась, что сказка рождается не
внешними обстоятельствами, а лишь внутренним состоянием. Сказка давно ушла,
и жить ей следовало в том негостеприимном мире, который ее окружал.
У станции метро волновался своей торговой жизнью небольшой
полустихийный рынок, где Нина иногда покупала овощи у веселой и говорливой