"Леонид Нетребо. Икебана" - читать интересную книгу автора

Он оглох - вокруг только гул. Две росинки упали в тарелку.
Кто-то, перегнувшись через стол, трогал его за свободную руку,
безвольно лежащую на скатерти. Он боялся оторвать ладонь от лица, но из-под
этого козырька проявилась, из самого гула, маленькая крепкая загорелая рука,
уродливо преломленная слезящимся взглядом. Шершавые пальцы гладили его,
казалось, воспаленную сейчас, чувствительную как никогда, до боли от легкого
прикосновения, кожу. Он постарался проморгаться. Такие знакомые пальцы!
Вспомнил: это была рука, которая отбирала на кладбище лопату. Он отдернул
свою ладонь, смял в кулак и прижал к груди.
- Не плачь!... Ну же. Ничего. Все проходит. Пройдет, ну что поделаешь!
Надо жить дальше. Господь терпел и нам велел. - Женщина той же рукой
потрепала его, а потом погладила по голове. - Перестань, на поминках нельзя
плакать. Провожать нужно... весело, - да, да!... - она повертела головой
направо и налево, обращаясь к соседям по столу: - Душе там и так тяжело!...
Пойдем отсюда, - она слегка потянула Бориса за плечо на себя, - пойдем-ка со
мной, хватит!
Она вышла из-за стола, забрала детей и направилась к выходу. Борис
наскоро вытер глаза. Обратился к людям, сидящим рядом:
- Кто это?... Куда она меня позвала? Что она здесь делает, какое имеет
право!... - от слез он стал еще пьянее.
- Беженка это... С детями. - Кротко произнесла старушка по правую руку,
обращаясь ко всем, кто на нее смотрел. Потом наклонилась поближе к Борису и
почти зашептала на ухо: - Я почему знаю: она мне картошку копала. Нанимала я
ее, у меня некому... Откуда-то с Кавказу - место забыла. Мужа убили, сама
детдомовская, никому не нужна... Дом сгорел. Да. Временно здесь. Двигаются
вот так - где как придется, поживут, подзаработают - и дальше. Считай
пешком. Билеты нонче дорогие, я вон сколь к зятю не съезжу.
Борис тоже перешел на шепот:
- Куда двигаются? Куда здесь можно двигаться!... Что за Броуновское
движение! Чему она детей учит, а?... Что с них будет - бродяжки?
Старушка махнула на него рукой, мол, постой, сейчас объясню:
- Где-то под Читой, что ли, в деревне какой-то... Заброшенной - все
разъехались, три двора живых-то. Так вот. Свекровь там ее, мужная мать,
слепая почти. Туда, значит, двигаются. Домик, грит, какой, пустой - много
пустых-то, разъехались кругом... Возьмут домик-то, будут жить. А что -
огород, скотинку. Жить можно... Руки-ноги целые. А денег на билет нет, детям
есть-пить надо. Вот и перебиваются. Пешком, считай. Где что кому подмогут...
Все не милостыню просить Христа ради. Нет, даром ничего не просят...

Борис вышел на улицу.
Женщина и дети, хохоча и визжа, плескались под водопроводным краном.
Они долго по очереди умывались, передавая друг другу коричневый обмылок,
жадно мочили головы, шеи, руки. Когда женщина совершала свой моцион, дети
вдвоем висли на рычаге крана. Обувь аккуратной чередкой стояла поодаль.
Женщине хотелось раздеться, она весело кричала об этом детям, обмыться хотя
бы по пояс. Но оборачиваясь на прохожих, она лишь, высоко поднимала плечи,
сокрушенно вздыхала, и снова и снова наклонялась к струе, омывала открытые
части тела.
Борис подошел ближе.
- Куда вы меня звали? Скажите!...