"Юрий Нестеров. Рыжий (RU.SF.SEMINAR)" - читать интересную книгу автора

он и сам не знает. Обычная история".
Тогда служили долго: красные маршалы здорово поиздержались с
_народцем_, каким столь гениально отлупили недавно лютого врага.
Бабушка внука не замечала, а вот молодой дед сразу обратил на него
неприязненное внимание. Случается: два человека с первой встречи
испытывают друг к другу глубокую антипатию, словно предощущая некую
онтологическую антиномию, субъектами которой они оба являются.
Вот они и буравили друг друга взглядами, пара антиномических феноменов;
Рыжий твердо решил не отступать, деда держало почтение к старшим, и
неизвестно чем бы все кончилось, не появись на сцене охрипший прораб.
Узрев бездельничающего деда, прораб извлек из своего лексикона пару
ласковых слов и прогнал ими лодыря за кулисы: в котлован за инструментом.
"А ты меньше слушай этого шпаненка", - строго сказал прораб бабушке.
"Дочка", - помедлив, неловко добавил он.
И сурово взглянул на Рыжего.
Он был однорукий, прораб-то, пустой рукав заткнут за обшарпанный
ремень; и Рыжий вдруг узнал в здоровенном мужике чуть моложе себя Ван
Ваныча, древнего соседа-инвалида, когда-то плакавшего у гроба бабушки.
Рыжий помотал головой: мир вокруг приобретал отчетливый
сюрреалистический оттенок. Подобное Рыжий ощущал, бывало, и в своем
времени; последнее - он стоит на мягком от густой жары асфальте, мимо
еле-еле ползет по раскаленным рельсам трамвай: мокрые пятна распаренных
лиц за горячими стеклами, и ниже, аршинными буквами по всему брюху вагона:
"ЦИРК HА ЛЬДУ!"
Ваныч потоптался и, буркнув в пустоту: "Пойду, фрицев подгоню..." -
ушел, не оглядываясь.
Пора, подумал Рыжий.
Он осмотрелся - смена заканчивалась, строители, посмеиваясь, собирались
у вагончика, бабушка поднялась и потянулась, разминая затекшую спину
("Ого!" - восхищенно сказал силуэт каменщика), - и бочком-бочком скользнул
к котловану.
Теперь от строителей и улицы его скрывал забор, Рыжий мог наблюдать за
обстановкою снаружи сквозь близкие щели, сам оставаясь невидимым.
Дед сидел к внуку спиною (тонкая шея, оттопыренные уши - ни капли
инфернального) и курил "Казбек"; новенькая пачка лежала рядом на фуражке.
Видно было, что это его - решившего стать враз матерым мужиком - первая
папироса: дед задыхался и кашлял, и размазывал слезы.
"И голова, наверняка, плывет, - отметил Рыжий. - Идеальные условия
для...
хроноклазма".
Он осторожно поднял с песка лопату.
И вдруг понял, что - не может. И сопротивляющаяся парадоксу Вселенная
тут ни при чем.
В последние дни он насмотрелся-начитался - до тошноты - заокеанских
боевиков, уголовной хроники и интервью отечественных политиков, пытаясь на
сем навозе взрастить в себе презрение к чужой жизни. Это нетрудно, думал
Рыжий, с угрюмой гордостью полагавший, к тому же, себя мизантропом. _Они_
же смогли! Любой Мат Харя смог бы - если б умел путешествовать во
Времени...
Hо что-то в нем - нечто ужасно хрупкое, теплое, едва знакомое; знающее,