"Кремлевский волк" - читать интересную книгу автора (Каган Стюарт)

ПРЕДИСЛОВИЕ

И вот я в Москве, 1981 год, смотрю из окна гостиницы на толпы москвичей, устремившихся к метро. Это час пик. Мне тоже пора. После пяти лет приготовлений наступил самый решительный момент. В последний раз уточняю адрес, хотя в этом нет необходимости: я выучил его наизусть. Направляюсь к метро, одному из московских достопримечательностей, сверкающей чистотой, этого подземного музея со стальными колоннами, гранитными стенами, витражами, мозаичными потолками и великолепными скульптурами – и вместе с тем всё это быстро, дёшево и очень удобно.

Я делаю шаг на убегающий эскалатор, который не более чем за 60 секунд доставляет меня на глубину около 200 метров, и тем временем вспоминаю, как пять лет назад я случайно наткнулся на одну газетную статью. В ней сообщалось, что Он ещё жив. Я внутренне рассмеялся. Этот старый сукин сын переживёт любого. Сейчас Ему должно быть под девяносто, и я о Нём слышал на протяжении всех моих сорока семи лет. Я также помню, как о Нём говорили. Это всегда происходило вокруг обеденного стола, только в присутствии самых близких родственников и исключительно шёпотом. Казалось, мы пытались уменьшить Его значение и относились к Нему как чему-то нереальному, предназначенному для застольного разговора, о чём можно забыть сразу после того, как вышли из-за стола.

Но всё же я не мог просто так закрыть глаза и избавиться от Него. Мой интерес к семейной истории, словно навязчивая идея, рос всё больше и больше. Сколько людей имеют дядю, который более сорока лет управлял самой большой страной в мире?! У скольких человек тётка (Роза Каганович) являлась подругой абсолютного диктатора государства, а другой дядя занимал пост комиссара авиации?!

Хотя Роза и Михаил играли важные роли, но режиссёром всегда оставался именно Лазарь.

Лазарь Моисеевич Каганович, второе лицо в государстве после Сталина. Председатель Президиума Верховного Совета. Человек, объединивший органы государственной безопасности в то, что позднее стало знаменитым КГБ. Человек, лично руководивший чистками, охватившими страну в тридцатые-сороковые годы. Человек, репрессировавший людей так, как никто до него. Человек, который лично повинен в смерти не менее 20 миллионов человек. Человек, под чьим руководством строилась это фантастическое московское метро, более двадцати лет носившее его имя. Всё это был Он – человек, к которому я сейчас направлялся.

«Дядя Лазарь», как, чаще всего со страхом, звали его в нашей семье, находился от меня всего в 30-минутах езды с того момента, как я зашёл в вагон метро на станции «Калужская».

Думаю, что большинство людей, изучающих свою родословную, стремятся отыскать принцев и принцесс, королей и королев, величайших сторонников мира и процветания. А я собирался встретиться с самым «безжалостным человеком», как заклеймил его Хрущёв, который когда-либо сидел в Кремле, и о котором, хотя уже с тех событий прошло много лет, ещё написано ничего.

Мне нужно было узнать больше, чем простые «что» и «когда». Я должен понять несколько «почему». Почему этот человек не щадил даже своего еврейского народа и своей иудейской религии? Почему он повернулся спиной ко всему, чему его учили?

Фактически всю свою жизнь я занимался исследованием его жизни, жизни его сестры и братьев. Я много читал и посещал лекции ведущих политиков во многих колледжах и университетах. Я брал какую-то полезную информацию из одного источника, что-то – из другого. Один известный автор утверждал, что Лазарь был этим, другой доказывал, что он был тем. Но никто, кажется, так и не разобрался и не написал, что же в действительности произошло в те бурные годы после смерти Ленина.

Я еду до станции «Фрунзенская». Выходя из метро, я сворачиваю и захожу в маленький парк напротив Москвы-реки. Здесь тихо, и за раскидистыми деревьями вырастают большие жилые дома кремового цвета, напоминающие мне район Риверсайд в Нью-Йорке. Десять минут я сижу на скамейке, собираясь с мыслями, а потом поднимаюсь и направляюсь к дому с номером «50». Я поднимаюсь по лестнице на пятый этаж и оказываюсь перед нужной дверью. Я чувствую, как замирает моё сердце. Дверь квартиры номер 384 смотрит на меня, и кажется, что этот номер занимает всю дверную поверхность. Я решаюсь нажать кнопку. Раздаётся короткий, пронзительный звонок. В десять утра, в среду, кто может быть дома? Взрослые на работе, дети – в школе. Дома могут быть одни старики. Тишина. Я жду и считаю до десяти. Затем опять звоню. Я слышу тяжёлые шаги, как будто они принадлежать человеку лет двадцати. Возможно ли такое? Может быть, мне дали неверный адрес?

Кто-то подходит к двери. Я перевожу дыхание и слышу уверенный сердитый голос:

– Что надо?

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять услышанное. И я быстро произношу заготовленную фразу:

– Я ваш племянник. Американец.

Голос снова:

– У меня нет родственников.

Я отвечаю:

– Нет, нет, нет. Я племянник.

Опять тишина. Я перевожу дух:

– Пожалуйста, откройте дверь.

Голос:

– Воз зогт ир?

Другой язык! Он…, он говорит на идише! Это он! Кто же ещё может?

Без промедления я ответил:

– Их бет дих. Офн… офн… оф. (Пожалуйста, откройте).

Снова глубокий вдох. Я слышу щёлканье замков. Я считаю: один, два, три, четыре. Этот старый и хитрый сукин сын знает, как уберечь себя. Дверь медленно приоткрывается. Её удерживает массивная дверная цепочка. В просвете – темнота. Он может меня видеть, а я его – нет. Не удивительно, что он так долго меня разглядывает.

Слышу голос:

– Воз зогт ир? (Что вы сказали?).

Я стараюсь из всех сил говорить по-русски, иногда вставляю слова на идише.

– Я из Америки. Из семьи Моррисов. Пожалуйста, позвольте мне войти.

Я смотрю в темноту. Дверь закрывается. Он не даёт мне договорить. Слова слетают у меня с языка:

– Остановитесь! Остановитесь! Я единственный ваш родственник, который может поговорить с вами. Зачем же отталкивать меня, как все эти годы вы отталкивали свою семью? Даже Морриса и дядю Лёвика. Чёрт побери, почему даже меня! Я чувствую, что слёзы вот-вот хлынут из моих глаз.

Затем слышу позвякивание металла. Он снимает дверную цепочку. Я почти ощущаю, как поворачивается дверная ручка. Истории, слышанные мной на протяжении всей жизни, годы поисков, и все ответы находятся по другую сторону этой двери!

Дверь открывается. Я чувствую это. Мелькает полоска света, и слегка веет сквозняком. Кажется, я даже перестал дышать. Перед собой я вижу массивное лицо человека одного со мной высокого роста, вижу седину на висках и в усах, широко расставленные карие глаза. Он выглядит как брат Ларри, которому сейчас шестьдесят. Мужчина в дверях рассматривает меня.

– Дядя Лазарь? – бормочу я.

Он кивает. Я стою лицом к лицу с самим Волком.

Дверь широко открывается, и массивная фигура отступает в сторону. Он ничего не говорит. Приглашение затягивается. Я переступаю порог. В нескольких шагах гостиная. Слева от себя я уголком глаз замечаю небольшую кухню.

В комнате темно. В самом дальнем её конце есть окно, выходящее в парк. Макушки деревьев располагаются прямо на уровне подоконника. Я быстро осматриваюсь кругом, зная, что он всё ещё стоит в коридоре и следит за мной.

Комната обставлена старой мебелью из тёмного дерева. Мебель выглядит весьма тяжёлой. Диван покрыт зелёным покрывалом, рядом стоят два кресла. На подлокотниках и на спинке кресел лежат салфетки, несомненно, видно прикосновение женских рук. Я показываю на них рукой.

– Это Майя, – говорит он. – Она приходит ко мне один раз в неделю. Она делает уборку и приносит продукты. Она хорошая, и я искренне её люблю.

Майя – его дочь. На стене весит небольшая полка. Она заполнена множеством фотографий в позолоченных рамках, показывающих разные стадии жизни дяди Лазаря, включая фотографии его соратников. Больше всего изображений Сталина. Если бы я не знал, где я нахожусь, то мог бы подумать, что это квартира Сталина. Одна фотография привлекает моё внимание: дядя Лёвик и Моррис стоят у входа в ателье Морриса в Филадельфии. Этот снимок, вероятнее всего, был сделан лет пятьдесят тому назад. Я протягиваю руку и касаюсь фотографии, но вдруг слышу «Не трогай!» и отхожу от полки. Лезу в карман пальто и достаю оттуда конверт. Не произнося ни слова, протягиваю ему. Он уже прошёл в комнату и стоит недалеко от меня. Его присутствие подавляет. Хотя комната невелика, и он больше не является тем значительным и всемогущим человеком, кажется, что он заполняет собой всё пространство в комнате и целиком доминирует в ней.

Он берёт из моих рук конверт и идёт к окну, где освещение лучше. Он не пользуется очками. Он пристально изучает его содержание. Я тщательно отобрал семейные фотографии перед поездкой в Россию. На многих из них изображён я, это служит целям удостоверения моей личности. А одна фотография дяди Лёвика и Морриса вообще является идентичной той, что стоит на полке. Немного погодя, он кивает и опускается в кресло. Он по-прежнему не предлагает мне сесть.

Из другого кармана я вынимаю небольшую коробку, содержащую пирог с изюмом, который я купил в магазине «Берёзка». Его брови поднимаются, и он кивает мне на кресло. Теперь он пристально рассматривает меня с головы до ног. Он смотрит на фотографии, а потом переводит взгляд на меня. Так продолжается какое-то время. Наконец, на его лице читается удовлетворение.

Минуты идут одна за другой, и я отчётливо слышу тиканье настольных часов. Я никогда не слышал, чтобы часы так громко тикали. Это становится невыносимым. Вдруг к своему удивлению я замечаю, что этот человек проявляет признаки беспокойства и нетерпения. Чувствую, как стены надвигаются на меня, меня кидает в жар, и во рту становится сухо.

Я хочу что-то сказать, но не могу подобрать подходящих слов. Резкий голос звучит опять, но то, что я слышу, не помогает.

– Зачем ты приехал? – произнёс он.

Только одно слово. Он ждёт.

В Америке бы я ответил: «А почему бы нет?». Но я знаю, что сейчас это прозвучало бы глупо. Я должен иметь убедительную причину, я подчёркиваю: убедительную. Если бы я сказал ему, что я здесь потому, что собираюсь написать книгу, то через секунду я очутился бы на улице и, скорее всего, в окружении КГБ. Нет, надо быть осторожным. Я думал об этом весь прошедший год и до сих пор не решил, что же я скажу.

– Из-за этого, – произнёс я, указывая на фотографии, лежавшие на его коленях. – Я так много о вас слышал. Мне хотелось встретиться с вами и узнать побольше о своём деде и своём прадеде. Я горжусь своей семьёй. Я читал о вас в газетах. Мне необходимо было вас увидеть.

Мой язык совершенно пересох.

– Это не всё, – произносит он.

Фраза звучит не как вопрос, а как утверждение.

– Да, это не всё, – отвечаю я. – Я хочу съездить в Кабаны и увидеть семейное гнездо. Я хочу узнать…

Я останавливаюсь и улыбаюсь.

– Дядя Лазарь, мне даже хочется узнать, как Буба готовил этот замечательный чанг, – говорю я, имея в виду блюдо, которое я помню с детства.

Дядя Лазарь откидывает свою голову на спинку кресла и улыбается. Кажется, перед ним открылись ворота его прошлого. Старого сукиного сына тронуло упоминание такой простой вещи как терпкое тушёное мясо. Мне показалось, что в нём таки появилось желание поговорить. Будет ли у меня другая возможность? Если Майя приходит сюда только раз в неделю, с кем ему ещё говорить? Может быть, я как раз оказался в нужном месте в нужное время? Может быть, мне просто везёт? Если бы он только заговорил, я бы не упустил своего шанса. Если бы он только заговорил…

– Действительно, надо знать секрет, чтобы приготовить чанг. Но я его не знаю. Что касается меня, я по-прежнему люблю выпить чашку крепкого душистого чая. Не откажешься от чая с этим аппетитным пирогом?

Я быстро поднимаюсь. Он машет на меня руками. Он позаботится о чае. Он поднимается с кресла и направляется в сторону кухни, не сводя с меня глаз.

– Сначала попьём чаю с пирогом. А потом ты мне расскажешь про каждого на этих фотографиях. Идёт?

Он останавливается и смотрит на меня.

– Договорились, – отвечаю я.

– Первым делом – это.

Он поворачивается ко мне спиной. Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. Я не решаюсь посмотреть на часы. Начало положено. От фотографий мы перейдём к его жизни.

Мне уже не жарко. Меня начинает бить мелкая дрожь. Очень хочется горячего чая. Я уже знаю, что нам предстоит выпить много чая перед тем, как я уйду. Я рассматриваю фотографии. Как далеко они могут нас завести? Мысленно раскладываю их по порядку. Я жду чая и пирога. Я готов.