"Михаил Нестеров. Ключевая фигура" - читать интересную книгу автора

отвечал и снова препровождался на место.
Он давно понял своеобразную тактику давления, но искренне удивлялся
ей. Вся тяжесть его существования должна быть предана гласности. Зачем ему
доказывать то, что он знает, к чему привык, что стойко переносит и будет
переносить?
До некоторой степени он сам усугублял свое положение. Первые дни после
ареста Султан содержался в одиночной камере, что само по себе считается в
СИЗО наказанием, потом арестованного перевели в трехместную камеру. Он не
мог пожаловаться на общество сокамерников, тем не менее попросился назад, и
его странную просьбу удовлетворили.
В его клетушке круглые сутки вещало "Радио России". Он знал все
последние новости, рейтинги музыкальных хит-парадов и прочие известия. Но
больше всего ему нравилась передача "Музыка без слов". Пять раз в неделю он
отдыхал от голосов ведущих и многочисленных гостей программ. К этому
времени контролер опускал откидные нары, и Амиров, лежа, наслаждался
музыкой. Откровенно диковинные мелодии чередовалась с неистовыми, но чаще
всего звучали однообразные, успокаивающие, шелестящие, как шум дождя: са,
ла, ма.
Три слога, образующие слово "ислам": мир, спокойствие, добродетель.
И он действительно представлял дождь, резкие порывы ветра за окном его
дома в родовом селении. Отдавался этому чувству весь, поскольку давно не
слышал звука дождя о черепицу, лишь о брезент палатки, листву и в землю под
ногами. Порой обгоревшую, где собственные следы, как чудные мелодии,
чередовались с отпечатками ног неверных.
Его родная земля хранила много секретов, чаще всего уже разложившихся,
обезображенных и обезглавленных, со связанными руками и ногами. Султан
охотно делился ими со следователем и незаметно насмехался над его наивной
прозорливостью: тот истолковывал откровения узника как попытку вынудить
следствие вывезти его на место преступления, где, возможно, чеченский
полевой командир попытается совершить побег.
О побеге Султан не думал, о воле - да. Убежать из этой охраняемой
крепости невозможно. Как нереально и подкупить охрану. Можно дать денег
одному, двоим... На этом все и закончится. Он не простой смертный, что
натурально вдохновляло узника, его величие не показное, стоит на прочном
фундаменте из костей и крови. Его могут снести, но остов останется - как
памятник, в назидание тем, кто незаконно топчет его родную землю, и тем,
кто еще отважится ступить на нее. Ступить робко, постоянно оглядываясь, ибо
смерть повсюду.
"Музыка без слов" сменялась "словами без музыки", хорошо поставленный
голос диктора ласкал слух: "Погибли восемь российских милиционеров и...
один чеченский боевик. На фугасе подорвался БТР, ОМОН открыл огонь на
поражение... по "зеленке". На рынке в Грозном выстрелами в затылок
расстрелян наряд милиции..."
Памятник. В назидание тем, кто отходил по его родной земле.
Султану разрешалось держать в камере Коран, но запрещалось на первых
порах иметь хотя бы жалкий огрызок карандаша. И Амиров мысленно делал
пометки на полях Священной книги; после ему стали давать бумагу, карандаши
и книги из тюремной библиотеки. Мусульманин может молиться где угодно, для
молитвы достаточно небольшого клочка чистой земли. Или очищенной земли,
добавлял Султан, очищенной кровью неверных. Должно быть, на таком месте