"Жерар де Нерваль. История халифа Хакима " - читать интересную книгу автора

занималось утро.
- Такая любовь совсем не походит на земные чувства, - сказал
незнакомец, которого ничуть не смутила фантастичность рассказа Юсуфа,
поскольку действие гашиша заставляет человека легко верить в любые чудеса.
- Я никому не рассказывал об этих невероятных событиях, почему я
доверился тебе, незнакомому человеку? Мне трудно это понять. Что-то
таинственное влечет меня к тебе. Когда ты вошел сюда, мой внутренний голос
сказал мне: "Вот он наконец". Твой приход успокоил терзавшее меня смутное
волнение. Ты тот, кого я ждал, сам того не ведая. Душа моя рвется тебе
навстречу, и тебе я должен был открыть свою сокровенную тайну.
- Я испытываю те же самые чувства, - ответил чужестранец, - и скажу
тебе то, в чем не осмеливался признаться даже самому себе. Твоя страсть
невозможна, моя - чудовищна; ты любишь пери, я же... ты содрогнешься, я
люблю свою сестру, но вместе с тем я не раскаиваюсь в своем преступном
влечении. Как бы я ни судил себя, оправданием служит овладевшее мною тайное
чувство, а не низменная земная любовь. К сестре меня влечет не
сладострастие, хотя по красоте ее можно сравнить лишь с призраком твоих
видений, это какое-то бесконечное чувство, бездонное, как море, необъятное,
как небо, какое способно испытывать лишь божество. Мысль о том, что сестра
моя может принадлежать какому-нибудь мужчине, кажется мне чудовищной, как
святотатство, ибо за ее телесной оболочкой я угадываю нечто возвышенное.
Несмотря на ее земное имя, это супруга моей божественной души, дева,
предназначенная мне с первых дней творения; иногда мне кажется, что через
века и мрак я различаю следы нашей тайной связи. Мне на память приходят
сцены, происходившие на земле до появления человека; я вижу нас обоих под
золотой сенью Эдема, где нам повинуются послушные духи. Я боюсь, что,
соединившись с другой женщиной, потревожу или опорочу мировую душу, которая
живет во мне. От слияния нашей божественной крови может появиться
бессмертная раса - верховное божество, более могущественное, чем все,
известные нам до сих пор под различными именами и в разных обличьях.
Пока Юсуф и чужестранец вели этот доверительный разговор, завсегдатаи
океля в сильном опьянении то бессмысленно хохотали, предаваясь необузданному
веселью, то застывали в исступлении, то судорожно извивались, но постепенно
действие индийской конопли ослабевало, они успокаивались и падали на диван в
полном изнеможении.
В окель вошел человек в длинной одежде, с лицом патриарха и окладистой
бородой, он встал посреди зала и зычно произнес:
- Братья, поднимайтесь, я наблюдал за небом, настал благоприятный час,
чтобы принести жертву перед сфинксом белого петуха во славу Гермеса и
Агафодемона!
Сабеи начали подниматься с диванов и, казалось, собирались пойти за
своим священнослужителем. При этих словах глаза незнакомца несколько раз
менялись в цвете: из синих они превратились в черные, лицо исказилось от
ярости, а из груди вырвался глухой крик, от которого все присутствующие в
ужасе содрогнулись, словно в окель проник дикий лев.
- Безбожники, святотатцы, подлые твари! Гнусные идолопоклонники! -
закричал он голосом, напоминавшим раскаты грома.
От этой вспышки ярости люди на мгновение оцепенели. Незнакомец имел
столь властный вид, так величественно оправлял складки своего плаща, что
никто не осмелился ответить на его обвинения.