"Збигнев Ненацки. Раз в год в Скиролавках (Том 2)" - читать интересную книгу автора

бюстгальтером? И где бы Севрук познакомился с какой-то девушкой с юга,
которая была на свадьбе на самом севере страны, и на что бы ему сдалось
такое знакомство? Разве когда-нибудь Севрук заинтересовался другой женщиной,
кроме своей худой и грязной мамуськи? Да, один раз он похвалил вслух большой
зад Видлонговой, только это значило, что, может, он и сменил бы худую
мамуську, но на что-то потолще, а не на щупленькую девчонку.
Впрочем, что тут долго размышлять: плотник Севрук больше всего любил
вино и пиво.
И так в селе говорили о том о сем, подозревали одного и другого,
сплетничали, припоминали, болтали, доносили на разных людей старшему
сержанту Корейво или капитану Шледзику, который все еще навещал то одну, то
другую усадьбу, во уже реже. В этих раздумьях и доносах, подозрениях и
домыслах одну только особу не принимали во внимание - старого Эрвина
Крыщака. Во-первых, потому, что он всегда рассказывал о разных свинствах, и
это свидетельствовало о том, что он любит это больше всего. Во-вторых, когда
его одолевали мужские желания, он шел к Поровой. В-третьих, в последние годы
он сильно постарел, потерял силы, даже не сумел бы такую слабую девочку, как
Ханечка, задушить, поломать ей ребра, пальцы из суставов повыламывать. Или
сделать то же самое с девятнадцатилетней девушкой. И разве пошла бы такая
девушка из дальних краев с Эрвином Крыщаком ночью в лес, и это в конце
ноября, когда нет ни ягод, ни грибов? Зачем было Крыщаку нападать на старую
Ястшембску, если в давние года он спал себе с ней сколько хотел, и сейчас
она бы его еще сердечно поблагодарила, если бы он ей что-то подобное
предложил. Нет, об Эрвине Крыщаке никто не думал ничего плохого - и это
рождало в нем все большее беспокойство.
"Не говорят обо мне, а это значит, что подозревают именно меня", -
хитро рассуждал Эрвин Крыщак и враждебно поглядывал на тех, кто сидел с ним
на лавочке возле магазина. Они, однако, не замечали этой враждебности, а,
как и раньше, обращались к нему дружески, угощали пивом. "Они, должно быть,
сильно уверены в своих подозрениях, раз так их скрывают", - думал старый
Крыщак. И с тех пор, ранним ли утром или поздним вечером, на лавочке возле
магазина или во время обеда, крутясь ли по хозяйству, Эрвин Крыщак
чувствовал растущую уверенность в том, что он - наиболее подозреваемая особа
во всей деревне.
Через день, а может, через два Эрвин Крыщак начал задумываться, есть ли
у людей какие-либо основания, чтобы подозревать его в убийстве двух девушек.
И чем больше он размышлял над этим вопросом, тем большее ощущал
беспокойство. Разве его прегрешения ограничивались только тем, что по дороге
из Барт в Скиролавки он по-мужски употребил свою невестку, с ее согласия,
впрочем, за купленную в Бартах блузку? Разве его эротические подвиги
заключались только в посещениях Поровой с курицей под мышкой? Сколько раз,
купив в магазине горсть конфет, он зазывал маленьких девочек, чтобы они
пошли с ним в кусты возле старой мельницы и там, сняв трусики, позволяли ему
рассматривать свои голые щелки между ножками? Разве не таким самым образом
за год перед убийством Ханечки и ее он тоже уговорил, чтобы она пошла с ним
в кусты за мельницей, где долго и с удовольствием приглядывался к ее уже
большой щелке, покрытой золотистыми волосиками? Позволила ему Ханечка
незадолго перед своей смертью посмотреть на свои грудки, такие хорошенькие и
так забавно торчащие, совсем иначе, чем у зрелых женщин. Много, очень много
таких историй вспомнил Эрвин Крыщак, раздумывая, не отделял ли его только