"Валентина Немова. Святая святых женщины " - читать интересную книгу автора

Больше месяца не могла заставить себя продолжить свои записи. Мне
казалось: пока я не пишу о том, что мама умерла, не описываю ее похороны,
она еще не совсем мертва, а вот когда я опишу это, тогда все, будет конец.
Рассказать о том, как гроб с телом твоей матери опускают в могилу и засыпают
землей - словно во второй раз ее похоронить. А это слишком тяжело. Как легко
писалось мне, как радостно, пока мама была жива. Заполненные строчками листы
прямо-таки вылетали один за другим из-под моего пера, точно птицы из
распахнутой клетки. А теперь словно кто сковал мои руки и голову....
Зато сейчас я поняла: когда мать так стара, мало радоваться, что она
жива. Надо постоянно думать о том, о чем она сама ни на минуту не забывает,
что ей недолго осталось жить, и быть с нею в эти ее последние годы, месяцы и
дни помягче, полюбезнее и повнимательнее. Даже невзначай ее не обижать. Не
могу себе простить, что в последний перед своим отъездом вечер убежала я
попрощаться к подруге и не возвращалась долго. Мама тогда сильно осерчала на
меня. Когда я пришла, она сказала:
- Я хотела куда-нибудь уйти. Да куда я уйду?
Успокоилась она лишь тогда, когда я сказала, что самолет мой улетает на
другой день, но не утром же, еще побудем вдвоем.... Не предполагала я тогда,
что это будут последние часы, которые мы проведем с нею вместе. А она,
должно быть, чувствовала это и думала: с подругой ты еще после встретишься,
а с мамой, живой, быть может, никогда.... И голубить ее нужно было почаще.
Ведь она же, старенькая, будто ребенок малый, нуждалась в ласке. И постоянно
вспоминала свое детство, как росла сиротой. Как не хватало ей материнского
привета и отцовского тоже. Как она, убежав в поле и спрятавшись в высокой
пшенице, криком кричала по матери, которая была жива, обитала в соседней
деревне, но дочь к себе не брала...
Теперь только стало мне понятно, почему, когда мы жили все вместе:
отец, мама и все их дочери, - мама обижалась на меня. Я доказывала родителям
свою любовь правильными делами, а на слова нежные была скупа, а она же в них
так нуждалась. Если бы я знала тогда побольше о том, какое было у нее
детство, наверное, иначе вела бы себя. Как могло такое получиться, что,
рассказывая о себе, о том, что росла сиротой, она упускала подробности? А
мне ведь очень хотелось знать, как они (и мама, и отец) до революции жили. Я
даже записывала ее рассказы. Или меня тогда больше интересовала социальная
сторона их прошлого, а не быт? Или у мамы было слишком много работы по дому
и некогда ей было в такие детали вдаваться? Только одно утешает меня теперь.
В супружестве была она счастлива. Отец наш, ее муж, до последнего вздоха
любил свою жену, только ее одну. Никогда, живя с нею, даже не взглянул
неравнодушно на другую женщину. Страдал он какой-то сердечной болезнью,
часто лечился в санаториях, уезжал из дома надолго, но об изменах, в отличие
от других мужчин, не помышлял. Поведал он как-то маме, вернувшись из поездки
на юг (а она нам, своим дочерям, передала то, что он говорил), что какая-то
врачиха, пока он лечился на курорте, приставала к нему, пыталась его
соблазнить, а ведь от доктора, который назначает процедуры больному, зависит
порою, жить или не жить пациенту. Но отец сказал ей тогда, требуя, чтобы она
оставила его в покое:
- Умру, но не изменю жене!...
К сожалению, их совместная жизнь с мамой все же не была безоблачной. У
мамы эта любовь была первая и единственная. Но у отца до нее была другая.
Возможно, он женился бы на той, другой женщине, если бы наша мама ему не