"Дети Судного Дня" - читать интересную книгу автора (Ермолаев Тимофей Вениаминович)

Глава 19. Лекция по инфологии

Высокий, ростом почти три метра, мужчина стоял под прицелом глаз тридцати двух студентов, непринуждённо развалившихся на старых и гнилых столах и стульях. Профессор Пайн, огромный рост которого и без генотеста изобличал в нём хайера, вдобавок, был ещё заведующим кафедрой инфологии, что не мешало студиозусам время от времени переговариваться, играть на коленях в карточные и другие игры, попивать из непрозрачных пластиковых баночек и даже нежно поглаживать друг другу различные части тела.

Как и у всех хайеров, череп Бэзила Пайна походил на прямоугольную коробку, немного примятую с боков; содержимое сего черепа оставляло желать лучшего. Любому здравомыслящему человеку, однако, было непонятно, как туповатый, с треском закончивший своё собственное образование, хайер дослужился до такой высокой должности и, тем более, пытался чему-то учить других. Может быть, разгадка заключалась в том, что отец Пайна умел с прибылью использовать свои лесопильные фабрики (на которых допилили последние леса Республики), и некоторая сумма денег перешла в нужные руки… Но это были лишь смутные догадки.

Попирая все прогнозы, радиоактивный фон на улице упал, что позволило Тайтусу присутствовать на этой лекции по инфологии, которую читал уважаемый профессор Пайн, почётный член Академии Наук Республики. Энди и Алекс попытались укрыться за воняющим мусорным баком, но при росте Пайна эта идея потерпела крах. Кстати, Пайн был хайером в первом поколении, а это значило, что его потомки, обречённые также родиться хайерами, обещали стать ещё выше, и предела такой акселерации наука пока не могла установить.

На Пайне был пиджак мышиного цвета, столь огромный, что из его ткани можно было бы пошить одежду для всего сиротского приюта. Под мышкой профессора болтался на ремне тяжёлый «Юникит» — предыдущая и жутко устаревшая версия «Юнипака», громоздкая и неудобная. Впрочем, громоздкость этого устройства не причиняла его владельцу особых неудобств. Пайн вытянул из кармана пиджака большой, под стать ему, цветастый платок, глубокомысленно высморкался в него и начал лекцию.

— Инфология — это область человеческой деятельности по моделированию окружающей действительности с целью принятия единственно правильного решения, — глухим скучным голосом рассказывал он, пытаясь вдолбить в наглухо закрытые разумы студиозусов бесконечную вереницу бессмысленных определений. Может быть, бедная, агонизирующая страна и находилась в глубоком энергетическом, производственном, моральном и научном кризисе из-за того, что ничего не понимающие в сути науки серые, тупые псевдо-учёные сводили образование к заучиванию такой вот кипы громоздких определений, несущих в себе меньше практического смысла, чем рулончик туалетной бумаги.

— Предметный мир — вселенная, за пределы которой принципиально невозможно выйти, — продолжал Пайн. — Этот мир ещё называют Универсу#769;м.

Оказывается, ведущий инфолог страны неправильно ставил ударение в некоторых словах, со злорадством заключили вампы.

— С точки зрения науки, такой мир состоит из объектов, отношений, процедур и целей. Объект — нечто, выделенное из Универсу#769;ма по некоторому атрибуту.

Короче, вся лекция состояла из пирамидообразного нагромождения одного определения на другое, причём эта пирамида строилась от вершины к основанию. Когда Пайну понадобилось нарисовать на доске какую-то схему, он достал уже знакомый вам платок, вытер доску, которая от этого совсем не стала чище, из другого кармана был извлечён скалоподобный кусок мела, завёрнутый в фольгу.

— Вот это кривая времени, — Пайн провёл горизонтальную волнообразную линию со стрелкой на конце. — А вот это петля времени, позволяющая передать информацию о процессе динамического развития в объективное время. Вы что-то хотите сказать?

Поднялся какой-то студент, в котором вампы с изумлением опознали сокамерника, Орсона. Он сидел в первом ряду, и из-за бака, чьи ароматы привлекали различную живность, этого выдающегося ученика профессора Шварцхельма не было видно вампам.

— Я так мыслю, эта борода, то есть процесс будет бесконечный? — с глупой, вводящей в заблуждение улыбкой спросил Орсон.

— Да, — важно кивнул головой Пайн. — Процесс будет бесконечный, то есть пока он не прекратится. Садитесь, Орсон. Я вижу, что в ваших рядах возникает явление непонимания, и мы будем с ним бороться.

Но Орсон не сел и задал ещё один вопрос:

— А как эта теория согласуется с универсальными релятивистскими постулатами, господин преподаватель?

Вряд ли профессор понял, что от него хотят, и тем не менее, он сумел ответить:

— Существуют тонкости, которые может быть и понятны, но вообще выпадают из понимания и потом проявляются в самых неожиданных местах. Всем понятно? — студенты молчали, как свежезамороженные трупы. — Вот видите, Орсон, всем понятно, а вам непонятно. Садитесь.

Орсон, потрясённый «в самых неожиданных местах», подчинился профессору, но теперь поднял руку невозмутимый диг:

— Господин преподаватель, эта теория согласуется с Конституцией нашей Республики?

Тугодумный профессор-хайер не смог понять, что Тайтус решил пошутить, хотя и опасно, а потому начал спешно перебирать свой словарный запас для вразумительного ответа.

— Вообще-то я не уверен, я могу ошибаться, я могу обмануть, вопрос более тонкий, — многозначительно выговаривая этот бред, Пайн заметил, как подозрительно нахмурились некоторые студенты, а в особенности какая-то носатая пухленькая девушка, и срочно сменил ориентировку. — Да, согласуется, согласуется, я теперь вспомнил.

Неизвестно было, что Пайн вспомнил, но зато он забыл то, что говорил аудитории до небольшого инцидента с Орсоном. Украдкой посмотрев в смятый листок бумаги, зажатый в его широкой, как лопата, ладони, профессор уничтожил труднопонимаемую схему на доске с помощью красочного носового платка и взял в руки мел.

— Сейчас я вам в двух словах нарисую. Вот я изобразил кривую времени. А вот это петля времени.

На доске возник уничтоженный за мгновение до этого рисунок. Правда, сбоку от него Пайн написал глубокомысленную формулу: «t_c gt; t_o». Формула была настолько глубокомысленной, что её никто, даже диг, не понял.

— Интеллектом называется способность субъектов к самостоятельному или вынужденному мышлению. Интеллект бывают естественный, созданный природой; искусственный, созданный человеком; квазиискусственный…

Пайн свернул на тропу своей самой любимой темы. Весь Университет знал, что он одержим идеей создания искусственного интеллекта. Один неосторожный студиозус сказал как-то, что Пайн хочет создать искусственный интеллект за отсутствием у него своего собственного, и даже успел сочинить об этом небольшой шутливый стишок, который наивно показывал всем знакомым. За стихоплётство он и поплатился (кто-то из окружения оказался «подгнившим») — его исключили из Университета, облили грязью в местном ежедневном листке, недостойном называться газетой, а дальше следы этого доверчивого смельчака терялись. Би-Джей говорил, что его насильно завербовали в «Легион смерти», но доверять Би-Джею можно было только в одном случае из ста.

Кто был поглубже посвящён в закулисные истории, тот знал, что у Пайна имеется в безраздельном пользовании одна действующая модель компьютера с мощнейшим процессором «Тетартон». Казалось, у Пайна были все возможности для создания искусственного разума. Но… его длинные руки не доходили дальше компьютерной игры в бессмысленное складывание каких-то кубиков на экране, которая постепенно вызывала психические расстройства, а при затягивающемся злоупотреблении — необратимые изменения психики не в лучшую сторону.

Так что интеллект создавался лишь на бумаге, и груды исчёрканных полудетским почерком Пайна листов росли с каждой неделей. Компьютер же в перерывах между играми очень медленно, но с завидным упорством разрушался из-за постоянного радиоактивного фона. Особенно это бесило Би-Джея, который всерьёз занимался инфологией, а также каким-то «прогом». Проггеров было мало, ведь необходимых им компьютеров было ещё меньше. Необъяснимую ненависть к прогу и к электронным вычислительным устройствам питали диги, если так можно о них выразиться. Это вампы узнали от самого Би-Джея, но Тайтус никаких отрицательных эмоций к Би-Джею не проявлял.

— Интеллект — он бесконечен, — так завершил свою блистательную лекцию профессор Пайн, а пронзительный звонок как бы поставил заключительную точку.

Студиозусы разбрелись в разные стороны; Энди, Алекс и Тайтус притормозили у перекрёстка улиц, а немного спустя, пока Энди глотал в себя смертоносный дым отечественных сигарет «Коссак», к ним подошёл улыбающийся от уха до уха Орсон.

— Привет, черти! Слышали бороду насчёт смерти инженера Кроули?

Вампы старательно постарались выглядеть полными идиотами.

— А кто такой инженер Кроули? — пожал плечами Алекс.

— Ну вы, кренделя, даёте, — у Орсона был своеобразный диалект. — Инженер Кроули — одна из выдающихся личностей нашего времени. Он помогал разрабатывать процессор «Тритон» 15 лет назад и руководил группой по созданию процессора «Тетартон» 11 лет назад. Но в этом процессоре была обнаружена ошибка, Кроули начал пить, и его попёрли из лаборатории. Но тут, в нашем городе он продолжил свою гениальную работу, объединившись с профессором Хайделлом, профессором Шварцхельмом, и я тоже принимаю участие в этом проекте. Наша работа — процессор существенно нового поколения «Гебдомон» — почти подошла к концу… И тут такая борода!

Слово «борода» в данном случае, очевидно, означало «несчастье». Энди, глядя в сияющее, жизнерадостное круглое лицо Орсона, подумывал, не придётся ли им заодно убирать этого туповатого снаружи, но гениального внутри сотоварища.

— А в чём заключается это существенное отличие нового процессора? — как-то напряжённо спросил Тайтус.

— О!!! Это большой секрет, — отрицательно замотал лопоухой головой Орсон. — Но вам скажу маленький секрет — всё основывается на явлении необычно высокотемпературной сверхпроводимости, которое открыл Хайделл. Но больше никому ни слова! Сейчас каждый третий из нас — скрытый враг.

Лицо Орсона выражало серьёзную обеспокоенность.