"Дети Судного Дня" - читать интересную книгу автора (Ермолаев Тимофей Вениаминович)

Глава 7. Судилище

— Встать! Суд идёт! — и полный судья в траурно-чёрной мантии и съехавшем на одно ухо парике изо всех сил застучал молотком по столу, жирные щёки при этом желеобразно тряслись. Требуя от других тишины, судья колотил до тех пор, пока секретарь суда не дотронулся до его плеча. После этого секретарь объявил судебное заседание открытым и попытался огласить состав суда, но судья по-хамски оборвал его.

— Я не сплю уже двадцать часов, так что к чёрту все формальности, — громко сказал судья, не пытаясь даже прикрыть рукой рот, ощерившийся гнилыми зубами в чудовищном зевке.

Энди, Алекс и Молчун уселись на скамью подсудимых, за каждым из них каменным изваянием стоял безликий страж порядка со станнером. В зал ввели дига, и вскоре Тайтус занял свободное место рядом с Энди. Пока секретарь начал всё-таки оглашать различные формальности, которые никто не слушал, Энди спросил у дига:

— Тайтус, хочешь, я угадаю, какая будет фамилия у твоей будущей жены?

Глядя прямо перед собой, диг отрицательно покачал головой, он, вероятно, знал эту старую шутку. Но Энди не успокоился и задал этот вопрос Алексу. Алекс наморщил лоб в непривычных раздумьях, но у него не было такого багажа полезных и бесполезных знаний как у дига. Поэтому озадаченный вамп лишь пожал плечами. Энди уточнил у друга год, месяц, день и даже час рождения, сделал вид, что занят напряжёнными вычислениями и через несколько минут, торжествующе хихикая (может быть, снимая этим нервное напряжение), наклонился к его уху и прошептал: «Её фамилия будет миссис Шоу!» Алекс подумал ещё немного и решил, что какая-то доля истины в этом есть. Он повернулся к Молчуну, чтобы спросить, думает ли тот так же, но вэйвер сидел с закрытыми глазами и мечтательным выражением лица.

В общем, наша четвёрка вовсе не производила впечатления людей, отстоящих от смертного приговора за несколько шагов.

— Эй, диг по имени Тайтус, у тебя есть документы, подтверждающие, что ты диг? — поинтересовался судья.

— Это очень важно, — добавил секретарь.

Для кого это было так важно, осталось непонятным: судья прилагал все усилия, чтобы его слипающиеся глаза не слиплись окончательно в счастливых грёзах; присяжные занимались своими делами: женщины говорили о моде и прочей несущественной чепухе, а мужчины — о спорте и о женщинах. Может быть, поэтому диг ничего не ответил.

Секретарь что-то шепнул судье, взял со стола калькулятор и подошёл к Тайтусу.

— Сколько будет 36865 умножить на 81921? — вежливо спросил секретарь, быстро нажимая на клавиши этого электронного счётного устройства, но диг был ещё быстрее, он моментально ответил:

— 3 миллиарда 20 миллионов 17 тысяч 665. Это очень лёгкая задача, — добавил он после некоторого раздумья.

Но секретарь уже не слушал его, с помощью нехитрого теста он выяснил, что хотел.

— Вы обвиняетесь в совершении преступлений, предусмотренных статьями 67, 131, 187 и 229 Уголовного Кодекса Республики.

— Мы это уже знаем, — кивнул Молчун. — И виновными себя не признаём.

Судья, не стесняясь, выругался, как извозчик, причём с абсолютно детской непосредственностью, и дал слово государственному обвинителю, погубившему не один десяток юных и наивных душ.

— Сони Скевинджер! — огласил прокурор имя первого и единственного свидетеля.

Вампы увидели Скевинджера, лицо агента выражало откровенную злобную радость. Но только он открыл рот для принесения присяги, как тяжёлый молоток судьи заткнул его.

— Стоп, стоп, стоп! — возвестил судья. — Я только что вспомнил: диг имеет право на отдельное судопроизводство. Проклятый склероз! Тайтус, или как там тебя, хочешь воспользоваться этим правом?

Диг молчал дольше, чем обычно, и Энди даже захотелось помахать перед его лицом рукой, чтобы проверить, не ушёл ли его товарищ в необъятные глубины подсознания, но Тайтус ответил:

— Нет, ваша честь.

Судья снова мучительно зевнул так, что захрустели челюстные хрящи.

— Твоё желание, диг. Продолжай, Пончик.

Агент Скевинджер временно утратил божественный и бесценный дар членораздельной речи.

— Ваша честь… — промычал он. — На столе у вас лежит мой рапорт, зарегистрированный под номером шестьдесят четыре, там изложена вся суть. Я же принёс запись разговора, который вели между собой подсудимые…

Сони включил воспроизведение; судья непреодолимо зевал, зевали присяжные; эпидемия зевоты поразила даже вампов. Молчун загадочно улыбался, закатив мутные глаза под набрякшие веки. Сони сухими, шаблонными фразами закончил выступление, и только тут судья заметил отсутствие в зале одного из важных участников этого душераздирающего действа.

— Зараза, — сказал он между двумя зевками, — что-то я не вижу нашего милейшего адвоката…

Секретарь суда засуетился, но единственное, что это принесло — присяжные начали посмеиваться, а один из них, толстый, как пивная бочка, без помощи рта произвёл продолжительный неприличный звук, что, впрочем, никого не смутило.

— Наверное, по многочисленным вашим просьбам, ваша честь, чёрт всё-таки забрал этого алкоголика, — добродушно заметил этот толстяк с заплывшим жиром лицом и свиными глазками; добродушие его тона весьма расположило к нему Алекса и Энди, они даже обрели кое-какие надежды. — Мы прекрасно обойдёмся без него. Мы только что посовещались (среди присяжных и других присутствующих раздались смешки) и единодушно вынесли решение.

Толстяк с натугой оторвался от сидения и передал судье официальный документ с подписями. Кстати, о присутствующих: в зале, кроме судьи, государственного обвинителя, секретаря суда, Сони Скевинджера, трёх конвоиров, четырёх подсудимых и присяжных, находилось ещё пятеро скучающих господ, причём совершенно посторонних и никому не знакомых. Ни один из них не брился, по крайней мере, неделю, ни у одного не было свежей рубашки и чистых носков. Один из этой странной компании весь судебный процесс как заводной ковырял в носу, вытаскивая на свет божий поразительные произведения искусства. Судья тоже вспомнил о своих носовых каналах, высморкался в ладонь, вытер её о нижнюю поверхность крышки стола и только после этого взял в руки документ.

— Виновен, смертная казнь, — прочитал он четырёхкратно.

Как только вампы услышали роковые для них слова, жизнь показалась им лёгкой и безоблачной.

— Интересно, как они делают эту… смертную казнь? — с безмятежной, даже какой-то застенчивой улыбкой поинтересовался Энди.

— В тело смертника посредством обыкновенного шприца вводится один кубический сантиметр эвтаназина. Жертва спокойно засыпает, через несколько минут мозг перестаёт получать и посылать нервные импульсы, а сердечная мышца прекращает свои сокращения, — пояснил Тайтус. — Возможно, я смогу протянуть дольше всех и пронаблюдаю полный спектр антемортальных ощущений.

Энди удовлетворённо закивал головой. Присяжные тем временем уже уходили через маленькую дверку, судья же неуклюже водил ручкой по документам.

— Господа, господа, подождите же, — неимоверными усилиями секретарю удалось вернуть присяжных на места. — У приговорённых осталось последнее право — право последнего слова, которое мы в обязательном порядке должны выслушать.

— Ах, опять запамятовал; не голова, а коробка с дерьмом, — укоряя себя таким образом, судья отложил ручку в сторону. — Ну, ты, вэйвер, твоё последнее слово. А затем по очереди справа налево.

Указующий перст судьи с грязными ногтями был направлен прямо на Молчуна. Под пристальным взглядом окружающих Молчун встал, невесело усмехнулся и, настроившись на местную радиостанцию, выпалил:

— Государственное время 13 часов 0 минут.

— Это всё? — судья еле пришёл в себя от удивления.

— Дерьмо! — сказал Молчун и сел на место.

— Ну что же, похвальная краткость, — одобрил судья. — Следующий!

Следующим был Алекс.

— Можно бумагу и ручку? — спокойно, глядя прямо в глаза судье, попросил он. Тот с изумлённо-издевательской физиономией протянул ему чистый лист и собственную авторучку. Алекс подошёл вплотную к стене, растолкав конвоиров, и, прислонив к ней бумагу, начал что-то быстро писать. Но когда возникла небольшая заминка, он повернулся к Энди.

— Энди, я забыл, как будут звать мою будущую жену?

— Миссис Шоу, — выдавил из сдавленного спазмами горла Энди.

Записав имя своей будущей жены, чтобы проверить предсказание Энди, когда вышеуказанная особа появится в его жизни, Алекс старательно спрятал листок в нагрудный карман. Затем он стал в позу оратора, вытянув руку в сторону появившегося судебного медика, и сказал:

— Учтите, что я пользуюсь только одноразовыми шприцами!

Медик с блестящим чемоданчиком в руках и закрытым белой маской лицом успокоительно закивал головой.

— Ещё бы мне хотелось побриться, — добавил Алекс, случайно дотронувшись до своей щеки.

Это желание Алекса было незамедлительно удовлетворено с помощью бритвы с лазерно-лучевой системой.

— Следующий! — судья смотрел на Энди.

Энди медленно поднялся, пригладил рукой свои светлые кудри и уставился скорбным взглядом своих невинных голубых ангельских глазок на судью. По заросшей щеке его скатилась скупая мужская слеза, а затем ещё одна и ещё.

— Можем ли мы подать апелляцию? — дрожащим голосом спросил он и сам поразился своей слабости: в реальной жизни он не ведал страха, всегда шёл напролом судьбе, увлекая за собой Алекса, но сейчас…

— Нет! — отрезал судья. — Поправка к Конституции, заботясь о правах человека в нашем демократическом, гуманном и справедливом обществе, отменила апелляционную бюрократическую волокиту. Ты уже высказался?

— Нет, ваша честь, — хлюпнул носом Энди. — Я хочу сказать… Я, конечно, очень плохой, вы даже не можете представить себе, как я скверен… Но всё же я считаю ваше чрезмерно строгое решение излишне поспешным…

Энди изо всех сил старался воздействовать чарами обаяния на присяжных обоего пола, но его милые, беззащитные улыбки пропали даром. Вампу было невдомёк, что главной причиной суровости суда Республики было то, что стоимость одной ампулы эвтаназина равнялась затратам на содержание одного заключённого в течение суток, а в государственном бюджете была огромная, непрерывно растущая дыра.

— А вы случайно не скатописты? — вдруг спросил судья, внимательно воззрившись на бедного Энди.

— А это обстоятельство могло бы нам помочь, ваша честь? — вамп посмотрел на истекающего соплями судью с верой и надеждой.

— Нет! Это никак невозможно! Решение уже принято! — отрезал тот и в подтверждение своих слов оглушительно пукнул.

Окончательно упав духом, Энди сел.

— Диг, твоё слово.

Тайтус медленно встал и замер в неподвижности, непрозрачные стёкла были направлены на судью, как удав на кролика. Тайтус молчал, и сначала Энди и Алекс подумали, что это обычная диговская пауза, но когда прошло три минуты… что-то тут было не так.

— Диг, ты будешь говорить или нет? — судья в нетерпении стал яростно почёсываться под мышками. — Чего ты ждёшь?

— Я жду курьера, — после своей привычной задержки ответил диг.

— Какого курьера?!

— Курьера с золотыми нашивками.

— ?!!!

«Похоже, Тайтус свихнулся раньше времени», — подумал Алекс.

— Можешь сесть, диг, — сказал судья, но Тайтус остался стоять. Вершитель правосудия повернулся к безлицему медику:

— Начинайте, по моему протоколу они должны быть мертвы ещё десять минут назад.

Медик (на самом деле это был подрабатывающий таким образом в эти трудные времена студент Медицинского института) открыл хромированный чемоданчик палача и начал готовить четыре одноразовых пластиковых шприца с веществом блаженной смерти. Когда он профессионально быстро выполнил эту нехитрую операцию, судья посоветовал:

— Начни с дига, любезный.

Медик взял в руки шприц, но только он сделал шаг к Тайтусу, в дверь в сопровождении четырёх гвардейцев, вооружённых разрядниками, быстро вошёл неприметный человек в строгом мундире Правительственного курьера с золотыми пуговицами и нашивками. В руках у него был огромный запечатанный конверт, который был незамедлительно возложен на не очень чистый стол судьи.