"Виктор Некрасов. Судак" - читать интересную книгу автора

- Иди.
- Бывайте. Авось ты меня своими пулеметами не разбудишь.
Звякнув шпорами, он пошел. Круглов тоже отправился. Вергасов остался
лежать.
А может, Коновалов и прав, черт его забери? Может, лучше было Круглову
поручить? Напутает там Ильин, растеряется, подымет трескотню, и вся затея
с сопкой провалится. Ведь это у них первая стычка после Сталинграда,
первая после пятимесячного перерыва. И вдруг в грязь лицом. Не скажешь
потом, что не ты, а командир роты виноват...
Вергасов поднялся и начал вытряхивать забравшегося под рубаху муравья.
Ну да черт с ним. Раз отдал приказ - значит, отдал. И он опять стал
убеждать себя, что процентов двадцать роты как-никак сталинградцы, что там
Сергеев и Жмачук, что вообще не держать же роту в конце концов все время в
резерве, раньше или позже придется и ей вступить в бой. Но веселое и
приподнятое настроение пропало. Когда начальник штаба пришел доложить, что
связной в штаб полка послан, Вергасов долго его отчитывал, придравшись к
тому, что послали не Агеева, а Силина, хотя никакой разницы между Агеевым
и Силиным не было - оба были исполнительными, хорошими связными.



6

Всю дорогу от села Червонотроицкое, где находился на формировке
батальон, до Донца, сначала в вагонах, а позже на марше, Ильин думал об
одном. Все его мысли сводились к одному слову - началось! И с каждым днем,
каждым часом, каждой минутой это начало неизбежно приближалось. И вот
подошло вплотную.
Ильин знал, что молодым, веселым ребятам и обожженным фронтовикам, как
Вергасов и Коновалов, он - молчаливый, застенчивый, не привыкший к военным
условиям комнатный человек, мог быть просто неприятен. Но оттого, что он
понимал это, ему не было легче. Не было потому, что и Вергасов и Коновалов
ему нравились, нравились своей веселостью, способностью всегда и везде
чувствовать себя свободно и ловко, не унывать при любых обстоятельствах,
ясно и просто относиться друг к другу. Солдаты их любили, уважали и
немного побаивались. Начальство тоже любило, и они знали, как себя с ним
держать, - не слишком развязно и не слишком вытягиваясь, спокойно, с
достоинством офицеров, знающих себе цену. Между собой же, когда оставались
одни, дурачились, как мальчишки, - возились, хохотали, ссорились из-за
всякой ерунды и тут же мирились. Одним словом, хорошие и простые ребята.
Он сам хотел быть таким, но знал, что никогда таким не будет.
В полку - Ильин сразу это понял - он никому не пришелся по душе. Он не
умел, да и не хотел, скрывать свою робость, и это определило отношение к
нему окружающих. Офицеры полка - в основном молодежь, со всеми присущими
ей слабостями - после двух-трех попыток к сближению, из которых ничего не
вышло, потеряли к нему интерес. Кто-то в шутку прозвал его "Судаком", и
это прозвище настолько прочно к нему прилипло, что за глаза его иначе и не
называли. На совещаниях он сидел в стороне, молча, и к нему никто не
подходил. С солдатами он не мог найти общего языка - так ему, во всяком
случае, казалось. Приказывать и требовать он не умел, никак не мог