"Виктор Некрасов. Маленькая печальная повесть" - читать интересную книгу автора

умолкает. Но не надолго, она тоже любит о высоком: "Ну как можно
сравнивать Мура, Миро или как их там с нашим Антокольским, сколько в его
"Спинозе" грусти, сколько мысли". С тех пор ашотовская комнатенка стала
называться "У Спинозы". Сашкина прозвана была "Максимом" - в честь
парижского ресторана, по мнению всех, самого шикарного в мире. Ромкино
убежище на седьмом этаже, с окном, выходящим в глубокий двор-колодец, иные
называли "берлогой", но ребята предпочитали называть ее "башней", как у
Вячеслава Иванова, где собирались когда-то сливки русской литературы.
Итак, в полдвенадцатого, допустим, у Романа, в его "башне". Посередине
круглый черный стол. Ни скатерти, ни даже газетки, пролитое тут же
вытирается, Ромка человек аккуратный. Вокруг стола - венский стул,
табуретка и старинное, с высокой спинкой и рваной кожей, но с львиными
мордами на подлокотниках кресло. В шутку сначала разыгрывается, кому на
нем сидеть, всем хочется в кресле, но потом в пылу спора забывается и
усаживаются даже на полу.
На столе - хрустальный графин, благодаря которому Роман слывет эстетом,
в нем мило звенят камешки, когда разливают водку. Другая посуда -
вульгарные граненые стаканы, в простонародье "гранчаки" - в этом тоже
усматривается эстетство. Закуска - в основном, бычки в томате. Иногда
холодец (когда он появляется в гастрономе).
Спор идет вокруг процесса Синявского и Даниэля. Он как-то отодвинул все
на задний план. Все трое им, конечно, сочувствуют, даже гордятся - не
перевелась еще, значит, русская интеллигенция, - но Ашот все же обвиняет
Синявского в двуличии.
- Если ты Абрам Терц, а я за Абрама Терца, то не будь Синявским,
который пишет какие-то там статейки в советской энциклопедии. Или - или...
- А жить на что?
- На книжку о Пикассо. Написал же...
- Написал, а дальше? Кстати, там тоже полно советских словечек. Даже
целые фразы.
- Тогда не будь Терцем.
- А он хочет им быть. И стал. Честь и слава ему за это!
- Нет, не за это. За то, что не отрекается.
- Постой, постой, не об этом ведь речь. Вопрос в том, можно ли быть
одновременно...
- Можно!
- Нельзя!
- А я говорю - можно! И докажу тебе...
- Тише, - вступает третий, - давайте разберемся. Без темперамента,
спокойненько.
Делается попытка разобраться без темперамента, спокойненько. Но длится
это недолго. Проводя параллели и обращаясь к прошлому, спотыкаются на
Бухарине.
- А вы знаете, что до ареста он был в Париже? И знал же, что его
арестуют, и все же вернулся. Что это значит?
Это завелся Ашот, главный полемист. Сашка пренебрежительно машет рукой.
- Политика, политика... Я ею не интересуюсь. Провались она в
тартарары...
- Такой уж век, милостивый государь. Хочешь не хочешь, замараешься.
Твой любимый Пикассо "Гернику" написал. И "Голубя мира". Члены партии,