"Виктор Некрасов. Первое знакомство" - читать интересную книгу автора

В окошке проносятся разноцветные, все в стрелах, полосах и надписях,
длиннющие, прижавшиеся к земле самолеты. А вдали что-то плоское, белое,
стеклянное, с надписью "Орли". Аэропорт Орли.
Париж?
Париж.


...Ровно в семь утра его можно было видеть в Булонском лесу,
совершающим свою утреннюю верховую прогулку...
...В фиакре с задернутыми на окнах занавесками она приезжала каждый
вечер в его холостяцкую квартиру на Рю де ла Пэ...
...По приезде в Париж они сняли себе под самой крышей три маленькие
комнаты, из окон которых хорошо видны были Сен-Сюльпис и купол Пантеона...
...Тут он вскочил на своего желто-рыжего коня, который без дальнейших
приключений довез его до Сент-Антуанских ворот Парижа...
...Спустившиеся на город сумерки застали нашего героя все еще роющимся
в книгах букинистов на набережной Сены...
...На башне Сен-Жак пробило двенадцать...
Что это? Откуда?
Да ниоткуда. Я просто придумал все это. Даже не придумал, а вытащил
откуда-то из памяти. Оно застряло там, а когда вылезает наружу, кажется
знакомым, как знакомы открытки с видами Эйфелевой башни. Нотр-Дам или
пересеченной мостами Сены. Как фотографии из старой "Нивы" или
французского "Иллюстрасьон". Президент Пуанкаре и Георг V в ландо на
Елисейских полях... Генерал Жоффр принимает парад у Триумфальной арки...
Все это с детства врезалось мне в память. А когда подрос, узнал Утрилло,
Маркэ, Клода Монэ, Тулуз-Лотрека, Ван-Гога - художников, которые любили
или не любили этот город, но не могли не писать его.
Париж - самый "литературный", самый "художнический" из всех городов
мира.
- И вот я стою у окна. И подо мной улица. И называется она Рю
Монталламбер. И внизу машины. А передо мной крыши. С мансардами, трубами,
котами. А за всем этим - Эйфелева башня... Кусочек ее, верхняя часть, и ту
плохо видно - сейчас туман, - но это она.
И мы уже два часа как в Париже. Мы пронеслись в машине по его улицам.
Мы видали уже бельфорского льва и роденовского Бальзака. (Где? Где? Вот
это? - и уже скрылся.) И первых живых "ажанов", и мальчишек-газетчиков
("Франс-суар! Франс-суар!" - хоть уши затыкай), и маленького лифт-боя с
золотыми пуговицами, которому я дал свои первые заграничные чаевые ("давай
чаевые, не жмись..."). А сейчас я стою и смотрю на верхушку Эйфелевой
башни из окна Пон-Рояль-Отеля, расположенного, как сказано в проспекте, "в
самой деловой и в то же время здоровой части города, в районе министерств
и посольств, по соседству с Лувром, Тюильри и Северным вокзалом..."
По соседству... И Нотр-Дам и Дом инвалидов тоже, оказывается, по
соседству! И Сена и Марсово поле! А у меня только вечер, ночь и утро...
Мы идем по набережной Сены. Уже зажглись фонари, отражаются в Сене. И
окна домов отражаются. И каштаны.
Нас трое. Известный академик, раз двадцать уже бывавший в Париже,
переводчик - молодой парень, впервые попавший за границу, и я, в Париже
бывавший и даже живший. Да, да, целых четыре года проживший. Было это,