"Николай Алексеевич Некрасов. Жизнь Александры Ивановны " - читать интересную книгу автора

Изменить клятве было не в моей власти, потому что я любил вас истинно; люблю
и теперь еще,- может быть, более, чем когда-нибудь...
- - Ах, забудем прошедшее! Поздно утешать меня, поздно оправдываться...
Между нами ничего не может быть, кроме дружбы...
- - Дружбы, дружбы!.. Пламень пожирает мое сердце... я так счастлив,
что наконец после долгих исканий нашел ту, мысль о которой ни на минуту не
покидала моего сердца...
И он ударился в чувствительную болтовню, в промежутках которой покрывал
ее руки горячими поцелуями. Александрина уже не отнимала рук от губ Ореста.
Она была женщина. Орест был ее первою любовью. Она чувствовала, что и теперь
еще любовь к нему не совсем погасла в ее сердце. Притом Орест был большой
мастер на сантиментальные фразы, которые женщины не совсем еще отвыкли
принимать за чистую монету, несмотря на их явную пошлость и устарелость.
Однако ж Александрина скоро опомнилась. Ей стыдно стало слабости
собственного сердца.
- - Оставьте меня, оставьте! Я еще так мало умею владеть собою; но я не
должна слушать вас, не должна верить вам,- сказала она, приподнимаясь с
дивана и стараясь оторвать свою руку от губ Ореста.
Не успела она привесть в исполнение этого последнего намерения, как
вдруг дверь растворилась и в комнату вошел мужчина среднего роста, довольно
дородный и неуклюжий. Лицо его было рябо и некрасиво; около серых небольших
глаз его почти не было век; нос, довольно большой, громко обвинял своего
хозяина в близких сношениях с табаком. Одет он был в темно-зеленый
поношенный сюртук, застегнутый доверху, и в панталоны такого же цвета, без
штрипок; на ногах его были смазные немецкие сапоги, потускневшие от
ненастной весенней погоды. Кроме того, надо прибавить, что он ежеминутно
моргал бровями без всякой пощады. Картина, представившаяся его глазам,
казалось, так поразила его, что он долго оставался неподвижным на одном
месте, безмолвно устремив вопросительный взгляд на смущенное, испуганное
лицо Александрины.
- - Ах, это вы, Карл Федорович! - сказала наконец Александрина,
стараясь преодолеть свое замешательство.- Я вас сегодня не ожидала...
- - Да, видно, что вы меня сегодня не ожидали! - отвечал Карл
Федорович, как говорили в старину и как теперь выражаются люди,
придерживающиеся старины, "с иронией", ломаным русским языком, искоса
поглядывая на Сабельского.
Разговор опять прекратился. Александра Ивановна еще больше смутилась.
Карл Федорович не переставал рассматривать Ореста. Орест был в положении
человека, не знающего, что вокруг его происходит.
- - Мне еще надо поспеть к девяти часам к князю Л***, а потом я дал
слово быть в десять часов на вечере у камергера Флотова,- наконец сказал он,
взял шляпу, рассеянно кивнул головою Александрине, сделал гримасу Карлу
Федоровичу и вышел, ловко помахивая палкой из королевского дерева с костяным
набалдашником, изображающим голову китайского мандарина пятой степени.
В комнате снова воцарилось молчание. Александрина, казалось, страшилась
поднять глаза на Карла Федоровича. Он то переминал табак в табакерке, то
чесал за ухом, не забывая беспрестанно моргать глазами...
- - Саперлот! - наконец проворчал он и понюхал табаку; потом опять
проворчал:- Саперлот,- опять понюхал табаку и... чихнул.
В комнате снова стало так тихо, что можно было услышать жужжание мухи.