"Николай Алексеевич Некрасов. Жизнь Александры Ивановны " - читать интересную книгу автора

- - Ах, Анна Тарасьевна, не мучьте меня, ради бога! - сказала
Александра Ивановна, терзаемая болтовней старухи.
- - Чего не мучить, матушка, уймитесь-ка вы лучше плакать, да нечего
даром-то сидеть - прошла коту масленица; надо будет за работу приниматься...
Уж теперь не на кого надеяться-то. Вот кабы вы не затевали ничего да жили бы
как бог велел, так бы и ничего не было... А то захотелось, вишь, барыней
жить; меня, мачеху свою родную, чуть не ключницей сделала; и не войди к ним
в комнату, когда...
- - Перестаньте же, побойтесь бога... Я и так не знаю, доживу ли до
завтра...
- - Ничего, сударушка, правду говорить не грех, правду всегда скажу,
отцу родному скажу. Что, чай, больно он любит вас? Не на мои слова вышло,
что этакой сорванец только повертится, да и поминай как звали? Так нет...
Он, вишь, на мне женится, он-де такой уж честный... Вот и женился, вот и
дожили мы до радостного праздничка!
Слова старухи разрывали сердце бедной Александры Ивановны.
- - Не баловаться бы, не пускать бы в дом озорника, не вешаться бы ему
на шею,- продолжала старуха с язвительною жестокостью...
- - Но ведь я женщина, я любила его! - сказала Александра Ивановна.-
Неужели я не достойна хоть искры сострадания!
- - Хороша любовь. Вот посмотрим, как будем жить... Придется скоро
ходить по миру; где нам работать: мы, вишь, привыкли ко всему готовому,
любим ездить в карате, ходить под ручку-с...
Долго еще мучила Анна Тарасьевна свою жертву. Во время счастливых дней
Александры Ивановны она была тише воды ниже травы и первая молча всем
пользовалась, благословляя в душе благоприятствовавшие тому обстоятельства.
Но когда обстоятельства изменились в дурную сторону, она первая же не
замедлила во всем обвинить Александру Ивановну, платя ей за все самою черною
неблагодарностью. Так всегда поступают злые женщины вообще и мачехи в
особенности.
Час от часу Александре Ивановне становилось хуже. Она снова слегла в
постель, пожираемая жестокою горячкою.


II

КОЛЯСКА

На третий день пасхи на Исакиевской площади около балаганов толпилось
множество гуляющих. Чернь, полупьяная, донельзя довольная, качалась на
качелях, пела песни и была совершенно счастлива. Привлеченные заманчивыми
вывесками, многие с величайшими пожертвованиями относительно боков и локтей
старались пробраться в балаганы, у дверей которых по сему случаю была давка
неимоверная. Вдали тянулась длинная цепь экипажей, пестревших мужскими
головами и дамскими головками, военными мундирами и разнообразными нарядами
мирных жительниц Петербурга. Но не в том дело...
Из ряда экипажей, не без больших затруднений, успела наконец отделиться
коляска, запряженная парою, в которой уединенно сидела молодая женщина,
одетая просто, но довольно изящно. Она, то есть коляска, которая была как
две капли воды похожа на все коляски в мире, готова уже была повернуть на