"Николай Алексеевич Некрасов. Опытная женщина " - читать интересную книгу автора

случилось ли чего? Ах, это вы, Александра Александровна... Что с вами? -
продолжал он, заглядывая в дверь беседки.
- - Паук, паук! - закричала Александра Александровна, закрывая лицо
руками. - Я ужасно боюсь пауков.
"Вот чудо-то! Ничего не боится, а паука испугалась",- подумал Андрей
Матвеевич, возвращаясь к своим спутникам.
Они пошли смотреть лошадь.
Вы, верно, догадались, что встревожило Александру Александровну. Долго
не доверяла она, чтоб Зеницын действительно был расстроен так сильно, как о
том рассказывали; даже тогда, когда она сама увидела Зеницына, расстройство
его не казалось ей слишком опасным, хотя заставило ее пожалеть о своей
опрометчивой жестокости, которая, как она догадывалась, была причиною
перемены в ее обожателе. Но последнее обстоятельство, которого она была
нечаянною свидетельницею, привело ее в ужас... Она была горда, надменна, но
не зла; мысль быть причиною несчастия человека приводила ее в трепет; притом
она любила Зеницына. Единственною причиною поступка, который имел такие
печальные последствия, была ее недоверчивость, которую она почитала
осторожностью опыта. С восторгом слушала она признания Зеницына; она готова
была кинуться в его объятия, приковать его к себе навеки цепями любви...
Вдруг костюм Зеницына бросился в глаза ее; несколько слов его роли, случайно
вырвавшихся из его уст, поразили слух ее... Мысль страшная, нечистая мысль,
внушенная демоном недоверчивости, блеснула в голове ее: "Он недавно говорил
то же на сцене моей тетушке, с таким же жаром, с таким же одушевлением: он
стоял пред нею в том же положении, на нем был тот же костюм. Что, если он
меня обманывает?" Обманывает! Могло ли быть что ужаснее для такой опытной
женщины, как Александра Александровна? В минуту злая мысль завладела всем
существом ее. Она ничего не понимала, ничего не чувствовала, кроме страха
быть обманутой. Через минуту еще она уже не сомневалась, что Зеницын играет
с нею комедию; она благодарила судьбу, которая послала ей спасительную
догадку в то время, когда еще можно было поправить дело, не уронив нисколько
своей важности, не выказав слабости собственного сердца... И вот она приняла
вид обиженной, и едкие, укорительные слова полились с языка ее... И как она
потом гордилась своим поступком, как удивлялась своей опытности, как была
уверена в знании сердца человеческого и в невозможности быть обманутою!
Теперь, когда она увидела, что без всякой причины оттолкнула от себя сердце,
которое любило ее так глубоко и непритворно, что сделалась причиною
несчастия человека, который был нужен для ее собственного счастия, она
готова была предать проклятию свою недоверчивость; гордость ее разлетелась
прахом, улыбка самодовольствия и самоуверенности исчезла; повелительный,
надменный вид превратился в печальный и озабоченный; слезы выступили на ее
ресницы... Никто бы не узнал Александры Александровны, взглянув на нее в
настоящую минуту.
Прогулка верхом была отложена до другого дня, за недостатком дамских
седел, чему Александра Александровна была чрезвычайно рада. Она надеялась,
что до того времени успеет сделать для Зеницына жизнь не столь ничтожною,
чтоб подвергать ее явной опасности, садясь на лошадь, которую все почитали
неприступною. Но напрасно искала она случая поговорить с Зеницыным: он
быстро и робко отходил прочь, как только замечал Задумскую, или отвечал на
вопросы ее нехотя и отрывисто, так что решительно не было возможности
поддержать разговор. Вскоре он вовсе исчез. Александра Александровна обегала