"Евгений Некрасов. Муха и сверкающий рыцарь ("Муха - внучка резидента") (fb2)" - читать интересную книгу автора (Некрасов Евгений)Глава IV РАЗВЕДЧИК В УКРОПОЛЕНет, поймите правильно! Кто же откажется от лишнего родственника? Особенно когда живешь вдвоем с мамой и других близких у вас — только вредный кот Барс! Но если у человека нет дедушки, это значит, нет и уже не будет. Маша исподлобья смотрела на старика. Он что-то говорил, кивая на забор, где визжала пила. Пускать в дом незнакомого и, кажется, немного тронутого человека не хотелось, а объясняться под визг пилы было трудно. — Пойдемте на улицу! — прокричала Маша и, обойдя старика, направилась к калитке. Оглянулась — он стоял, обиженно нахохлившись. Совсем старый дед. Безобидный. И Маша решилась. Взяла его легкий чемоданчик и пошла обратно к дому. Обрадованный старик семенил рядом. Она провела старика в мамину комнату и закрыла окно. Визг пилы стал тише. — Вот это дедушка, вот это бабушка, — Маша показала фотокарточку на стене. — Бабушка далеко живет, с маминой старшей сестрой. А дедушка умер. Старик молчал. Ей захотелось объяснить то же самое как-нибудь посолидней: Отсюда вытекает, что вы не являетесь моим дедом. Почему же? — возразил старик. — У каждого человека есть мама и папа. Стало быть, и дедов у всех по двое. Маша наконец поняла: Вы папин папа… А что не так? — Старик насторожился. — Ты странно говоришь. Разочарованно. Да нет, ничего. Погостите, раз приехали. — Маша не смотрела на старика. — У нас фрукты дешевые, а рыбу вообще не знают, куда девать. Старик уселся на диван и снизу вверх заглянул ей в глаза: Ну-ка, давай честно! Чем тебе не нравится твой отец? Тем, что его нет, — ответила Маша. — А так все в порядке. Героический папа, врач, погиб в Африке при исполнении служебных обязанностей. Я тьму таких историй знаю. Как у кого нет отца, так он обязательно погиб при исполнении служебных обязанностей. Правда, врач в Африке у меня одной, а у других моряки, летчики и капитаны воздушно-десантных войск. Старик вскинул голову. — Мой сын был дипломатом и разведчиком, — строго и торжественно сказал он. — А погиб он в Анголе из-за чужой дури. Какой-то неграмотный негр с автоматом застрелил его за то, что у него белая кожа и хорошая одежда. Я сам об этом узнал только на днях. Маша не знала, верить или не верить. А почему тогда мама… Мама не могла тебе сказать всю правду. Я же сидел в тюрьме, — непонятно объяснил старик. Ничего себе дедуля! — Я в американской тюрьме сидел, — уточнил старик и добавил виноватым тоном, как будто извинялся за собственное вранье: — Был осужден на пожизненное заключение. Я, видишь ли, тоже разведчик. «Штирлиц сидел на проводах и делал вид, что читает газету», — вспомнила Маша. Старик был похож скорее на огородника Триантафилиди, чем на разведчика. Хотя, если рассудить, разведчик и не должен быть похож на разведчика, а то бы его моментально поймали. Разведчики — в кино, а в жизни они где-то далеко и как бы не взаправду, верно? — сказал старик. Ага, — согласилась Маша. — У меня нет ни одного знакомого разведчика. Уже есть. Осталось только привыкнуть и поверить. Вот приедет мама, и мы вместе обо всем поговорим. А сейчас пойдем гулять. — Старик потянул ее за руку. — Покажешь мне город, поболтаем о вещах попроще. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть. Они вышли на крыльцо. Ключ от дома, как всегда, лежал под половичком. Маша заперла дверь и сунула ключ обратно. — У вас все так делают? — спросил старик. — Нет. Кому нагибаться лень, те прячут ключ за дверной косяк. И что, не воруют? — удивился старик. Маша огорченно вздохнула: Не воруют! У нас же «охранная сигнализация». На скамеечке против дома сидела бабка Никифоровна. У нее там был наблюдательный пост. Шаркая тапочками и пыля, как телега, бабка кинулась к соседнему дому. — К Петровне, — заметила Маша. — А Петровна скажет Галимовне. Это и есть укропольская «охранная сигнализация». Если появляется кто чужой, за ним глядят изо всех окон. Не потому, что люди у нас недоверчивые, а потому, что всем интересно, что за человек, откуда, к кому приехал. Погодите, вот пойдем обратно, и будет нам почетный караул: на каждой лавочке по три бабки… Дед, это город, в котором ничего не случается. Дождь пошел — уже большое дело, соседям есть о чем поговорить. Старик шел, блаженно щурясь на солнышко, и втягивал носом воздух. Персиками пахнет… Эх, Муха, я уже думал, что никогда не пройду по улице без конвоя! А как же вы из тюрьмы вышли, когда у вас было пожизненное заключение? Убежали? Нет, меня так выпустили. Жизнь-то моя кончилась! Нельзя быть разведчиком в семьдесят лет. Я уже ни для кого не опасен. Вот меня и выпустили, чем попусту кормить. — Как вас зовут? — спросила Маша и подумала, что стого вопроса надо было начать. Невежливо получилось. А дед чмокнул ее в лоб и сказал: Николай Георгиевич, а для тебя — дедушка. Зови меня на «ты». Пожалуйста. Очень хочется, чтобы кто-нибудь звал меня на «ты» и «дедушка». А уж как мне хотелось дедушку! — ответила Маша и прижалась к нему. — Или хоть дядю какого завалященько-го. Знаешь, как трудно без родных?! — Знаю, — кивнул дед. Он больше ничего не сказал, но Маша очень хорошо его поняла. У нее и мама, и друзья, и учителя, и еще куча добрых знакомых. А у деда много лет были только тюремные надзиратели да сокамерники. А плохо в тюрьме? — спросила она. Как тебе сказать… Кормили неплохо, и вообще было много такого, что в России есть не у всех. Даже телевизор со спутниковой «тарелкой». Но это кошачье дело — наесться и лечь у телевизора. А человеку нужно еще кое-что, и как раз этого нет даже в самой лучшей тюрьме. Свобода, например, очень нужна. И работа по душе. Я там выучил два языка вдобавок к тем двум, которые уже знал. Но ведь без толку, Муха! Это все равно что построить корабль в пустыне: он же никому не нужен, потому что не поплывет никогда. Мне нужен. Поможешь мне английский учить, — утешила деда Маша. — Как ты меня называешь? Муха. А что, не нравится? Нет, наоборот. Меня еще никто так не звал. Давай я буду Муха, а ты — Дед. Давай, — согласился разведчик, и они пожали друг другу руки. Так, разговаривая, Муха и Дед свернули в короткий переулок без названия и вышли к Торговой улице. Дома на ней древние, все в два этажа. Лет сто назад в каждом таком доме был магазин, а над ним, чтобы далеко не ходить на работу, жил хозяин-купец. Теперь на Торговой не осталось ни одного магазина. Их поделили на темноватые и тесные квартиры. Одна из них Маше очень даже хорошо знакома. А мелькнувшая в окошке рыжая взлохмаченная голова знакома ей еще лучше. — Дед, — остановилась Маша. — Тут живет парочка макроподов. Так ты не обращай на них РОВНО НИКАКОГО ВНИМАНИЯ. Дед подумал и сказал: Ладно. Только тебе придется их показать, чтобы я знал, на кого не обращать внимания. А то я до сегодняшнего дня думал, что макроподы — это аквариумные рыбки. Макроподы — это безбашенные придурки. Ты сам их узнаешь, — пообещала Маша. — А я не могу показать. Я же не обращаю на них внимания, а если покажу, то выйдет, что обращаю! Тут и начались. Первым на улицу выскочил Петька Соловьев и завопил: Незнамова! Тебя почтальон искал! Маша отвернулась. Незнамова! Спроси, зачем! Маша взяла Деда под руку и потянула, чтобы он шел быстрее. Он тебя хочет подписать на журнал «Текущие проблемы нефтегазодобывающего комплекса»! — надрывался Петька. Машина мама говорила, что у него обостренное чувство юмора. Наверное, из-за этого обострения никто, кроме самого Петьки, не понимал его шуток. Одноклассник? — спросил Дед. Хуже. Не смотри на него! — стараясь не шевелить губами, пробурчала Маша. — Мы в одной квартире жили до восьми лет. А сейчас — да, одноклассники. — Она повысила голос, чтобы Петька слышал: — А кто ты по званию? А сколько у тебя орденов? Полковник, — ответил Дед. — А насчет орденов — точно не помню. Я их и не надевал ни разу. Маша не удержалась и показала Петьке язык. Съел?! Все-таки Укрополь — не Москва и не Сочи, где даже генералы запросто ходят по улицам. В Укрополе живут всего двое полковников-пенсионеров. Чуть какой праздник, их зовут в школу выступать. Петька с разинутым ртом остался посреди улицы. Но тут навстречу Маше с Дедом вышел самый коварный противник — дошколенок Динамит. Петьке в крайнем случае можно было дать по шее, а на Динамита у Маши рука не поднималась. Динамит подтянул короткие штанишки, прижал руку к груди, другую вытянул, как памятник, и с выражением начал: — Александр Сергеевич Пушкин. В альбом Незнамовой. Стих. — Брысь! — топнула ногой Маша. Вредный малолетка на всякий случай отбежал шагов на пять и стал дразниться: Незнамова — девочка-милицанер! Милицанерша! А говоришь, ничего интересного в Укрополе не случается, — заметил Дед. — По крайней мере одно неповторимое событие сейчас происходит. Какое? — не поняла Маша. Ты становишься девушкой. А эти твои макроподы — еще мальчишки. Старший подучивает младшего, верно? Маша кивнула. Он в тебя влюблен! — заключил Дед. Скажешь тоже! — фыркнула Маша. — У него дня не проходит без фокусов. То всю морковку в огороде воткнет вверх ногами и зовет посмотреть: «Чудо природы, Незнамова!» А то рожу на моем окне нарисовал. Масляной краской, представляешь? Я просыпаюсь — глядит. Потом целый час ее ножом соскабливала! — Мальчишки, — повторил Дед. — Такая у них любовь. Они хотят, чтобы девочка их заметила, но всего стесняются. «А что она скажет, если позвать ее в кино, вдруг не пойдет?» «А что скажут одноклассники, если я стану дружить с девчонкой?» Больше всего они стесняются показать, что стесняются. Поэтому и ведут себя кое-как. Улица кончилась. Далеко впереди, за кукурузным полем, блестело море. Дед глубоко вдохнул — наверное, думал, что сюда уже долетает морской воздух. Его брови поползли на лоб. — Ветер с тарного завода, — объяснила Маша. — Там чинят бочки от селедки. Ну, и новые делают. Во-он он, видишь? Старые бочки лежали во дворе завода египетскими пирамидами. Их были тысячи, и каждая воняла. — Господи, — схватился за голову Дед. — Ну почему люди так себя не любят?! Многие выкладывают большие деньги, чтобы просто пожить у моря! А вам почему-то нравится жить от моря в двух километрах и нюхать тухлую селедку. Маша слышала такие разговоры от курортников. — На берегу жить плохо, — сказала она. — Сырость в доме, особенно зимой, все плесневеет, мокрицы ползают. А на тарном полгорода работает. Тухлую селедку нюхатьникому не нравится, но ведь надо на что-то жить. — Да, конечно, — остыл Дед. — А пляж у вас есть? Я хотел купить суиминг шортс, — по-английски сказал он и перевел: — Шорты для плавания. На пляже? — Да. Шорты для плавания? Ну да, Муха! Разве я непонятно говорю? Вроде по-русски, — признала Маша. — Но, понимаешь, на пляжах у нас загорают, а вещи продают в магазинах. Плавают в плавках, а в шортах просто ходят. Совсем как тридцать лет назад, — заметил Дед. В Сочи на пляжах есть магазинчики, — вспомнила Маша и покосилась на костюм Деда. Конечно, ему не мешало бы одеться полегче. Хоть бы галстук снял, что ли. — А у нас один магазин одежды, на улице генерала Феклушина. Хочешь, вернемся? Кредитные карточки там принимают? — спросил Дед. Откуда мне знать! То есть вообще я видела кредитные карточки, — уточнила Маша, чтобы не показаться совсем дремучей. — По телику. Но эффект присутствия был замечательный! Все ясно, пойдем к морю, — улыбнулся Дед. Ветер гнал волны по кукурузному полю. В шелесте листьев слышалось деревянное постукивание — это ударялись друг о друга созревшие початки. Сзади что-то взвизгивало и дребезжало. Маша оглянулась и прыснула: Петька с Динамитом, но в каком виде! Петька вырядился в душный черный комбинезон с нашивкой «Егеря Укрополя». За собой он тащил подпрыгивающую на камнях тележку с веслами. А Динамит два раза обернулся офицерским ремнем и нахлобучил матросскую бескозырку. Из-под околыша торчала газета, подложенная, чтобы бескозырка не сползла до плеч. Называется, принарядились для знакомства с полковником. Что это за униформа? — поинтересовался Дед. Понятно, он спрашивал не про Динамита. Почему «уни»? Просто форма. Это нашей команды по пейнтболу. Знаешь, когда все бегают и стреляют друг в друга шариками с краской? Знаю, — кивнул Дед. — А «униформа» я сказал на английский манер. Ты поправляй, когда я неправильно говорю. Маша не успела ответить. Мелко топая, их обогнал Динамит. Перегородив Маше с Дедом дорогу, вредный дошколенок привычным жестом прижал руку к груди, другую вытянул и завел свою шарманку: — Александр Сергеевич Пушкин. Ода на восшествиеНезнамовой на престол. Подошел Петька со своей тележкой и встал, опустив глаза. Ясно: «оду» сочинил он, а не малолетний Динамит, который даже слова такого не знал и говорил не «ода», а «о, да!». Посмеялись? — мрачным голосом спросила Маша. — А теперь брысь отсюда! Погоди, Муха, — вступился за макроподов Дед. — Мальчики ничего плохого не хотели. Я Динамит! — басом представился малявка. Прозвище нравилось ему больше, чем имя — Демид. Очень приятно. А я — дедушка Коля, — ответил Дед и обернулся к Петьке: — Насчет «грохота боя» я понял: это про пейнтбол. Но почему Маша должна спускаться к тебе с веревки? — Мало ли… В бою всякое бывает. Когда так откуда-нибудь прыгаешь, а когда с веревки, — объяснил Петька и разгладил свою нашивку «Егеря Укрополя». — Товарищ полковник, а вы какого рода войск? Военный пчеловод, — отшутился Дед и кивнул на весла, привязанные к Петькиной тележке. — Покатаешь нас на лодке? Можно, — солидным тоном сказал Петька и загорелся: — А хотите, сплаваем на Кампристань? Там Самосвал свою подводную лодку испытывает! Классная подлодочка, даже на колесах, чтоб к машине прицеплять и возить. Ее с утра спускали на воду, да я не досмотрел. В бухте для нее мелко, она сразу села на дно — и ни туды ни сюды. Сейчас, наверно, уже сняли. А если не сняли, то мы просто так на лодке покатаемся. Что-то необычайное происходило сегодня в городе, где ничего не случается. Одной только угнанной «Скорой помощи» под обрывом и маминой телепередачи хватило бы укропольцам на полгода разговоров. А тут еще появился Дед — настоящий полковник разведки. И начальник укропольской милиции Самосвалов доделал свою знаменитую подводную лодку! Четвертое событие было не таким заметным, но тоже важным: как-то само собой получилось, что Маша помирилась с Петькой. А ведь целый месяц была с ним в ссоре. |
||
|