"Вадим Нечаев. Пат и Пилаган " - читать интересную книгу автора

переселилась в "млыво", мальчик немного утих и примирился с утратой. Но с
тех пор ощущение непостоянства - хотя он и не думал в таких словах, потому
что это было знанием внутренним-непостоянства того, что кажется нам
абсолютно прочным и вневременным, не покидало Пата.
И в этом, наверно, был источник еще более горячей доброты Пата ко всем
окружающим, и, конечно же, ее нужно поставить гораздо выше, если сравнить с
так называемой добротой от природы, которая распыляется в пространство
бесцельно и непроизвольно от простого удовольствия, что ты существуешь.
Не удивительно, что, когда каюр Урзюк попросил Пата одолжить пилаган
для его упряжки, чтобы свезти больного председателя сельсовета в поликлинику
за сто пятьдесят километров, потому что иного способа переправки не
представлялось по случаю метели, и ясно, что никакой, даже самый лихой
вертолет не рискнет полететь, Пат почти не колебался, хотя дорога предстояла
опасная и изнурительная (по тайге, мимо сопок, через два водораздела).
- Какой же может быть разговор, - сказал Пат, однако подумал про себя:
"Вот там-то и случится..."
Вскоре каюр Урзюк радировал, что довез он больного благополучно и
теперь отправляется в обратный путь, но минула неделя, вторая, а он пока не
появлялся. И все же ничем не выдал сын охотника Вытхуна своего беспокойства
в течение этих долгих дней, и когда его одноклассники спрашивали: "Не
вернулся еще твой Атак?" - Пат невозмутимо отвечал: "Такой пес не пропадет,
будьте уверены". Его отец имел не слепые глаза и отлично знал, как сильно
ждет Пат, как долго он не может заснуть; встает по ночам и пьет воду или же
выходит на улицу и стоит там, маленький, хрупкий и несокрушимый, и упорно
смотрит на дорогу и ждет, не раздастся ли скрип полозьев в ночи.
Но глубока тишина вокруг, не скрипнет ветка, не гаркнет ворона
спросонья, не свалится белка от внезапного испуга, и даже снег не сыплется
на землю. Спят праведниками волки, медведь в берлоге не заворочается,
муравьи спят под снегом, лесные мыши, кроты, и дятел не стучит, и даже спит
сова-полуночница.
Где-то вдали собака залаяла, Пат встрепенулся, напрягся, согнав с себя
сонное оцепенение, и снова тихо. Мальчик в колебании: домой идти или здесь
стоять и ждать. И он поворачивается, идет, берется за ручку двери, думает и
возвращается обратно.
Ночь не страшит его. Все спит: живое и мертвое, деревья, и пни, и
гнилушки. Пат опускает голову и дремлет, опершись спиной о ель. Только
охотник Вытхун не спит от беспокойства; отдернув занавеску, он смотрит в
окно и видит Пата и думает: "Слишком рано умерла его мать, потому он такой и
растет. И о чем он все думает? Не было у нас в роду таких задумчивых людей,
да и зачем охотнику и каюру голову ломать, знай свое дело и не мешкай, когда
нужно стрелять или перескакивать полынью, для того ты и рожден. Но ничего,
дай бог, подрастет - и тогда все образуется".
Опять вдали какой-то шорох, и слышится Пату: "гой-гой", "чии-чии",
летит упряжка по сонному миру, среди спящей тайги; "гой-гой", "чии-чии",
летит к человеческому жилью, уюту и долгожданному отдыху, под морозным небом
и крупными звездами летит во весь опор, и никто не ждет ее, кроме Пата; и
действительно, все громче звук полозьев, нет, это не сон и не видение: на
повороте появилась крошечная упряжка, за ней человек на лыжах, она растет на
глазах, словно бы не бежит сюда, а просто яснеет воздух, ночь расступается,
залегая по бокам дороги, расстояние тает, и прямо на Пата выносится во главе