"Дмитрий Нечай. Прорыв" - читать интересную книгу автора

как основоположник идеи и рьяный ее защитник, да он сам - Сергей.
После этого сразу становилось понятным, что впервые видя у себя Троина,
Сергей, естественно, понял, что единственным, кто был (если был) вовлечен в
это дело, оставался Соргин. Однако оставалось неясным, почему блестящий опыт
и результат были скрыты. Множество, бесконечное множество причин могло быть
тому, во всяком случае, для Сергея объяснением. Самое главное из них то,
что, даже добившись успеха в беспрепятственной замене клеток и их
изнашиваемости, профессор не мог бы считать опыт доведенным до конца, не
убедившись в конечном результате. Это Сергей понимал, как ученик Соргина,
знающий профессора, как самого себя, в области науки. Для подтверждения
понадобились годы, а профессор в золотой век своих исследований был уже стар
и до результата не дожил.
Пахнувший в щель окна запах гари заставил Сергея пересесть в кресло,
находившееся в начале вагона. Мысли о Соргине принимали несколько иной
оттенок. А ведь он мог, убедившись, сделать что-либо подобное с собой. Ведь
неестественно и глупо отказываться от жизни, имея к ней ключ. Вот тут-то и
кроется противоречие, мешавшее всей схеме Сергея сформироваться в цель,
оставляя все в прежнем хаосе. Соргин не мог сделать первый опыт на Троине, а
не на самом себе. Закон против. Закон ученого, имеющего привилегию лишь в
том, что он первым среди людей пробует свое изобретение на себе. Вот что
противоречит тому, что Троин подвергся опыту. Факт смерти Соргина неоспорим,
и за ним не надо никуда ехать. Винегрет догадок и более-менее логичных
выводов так и остался в первоначальном разбросе. Тем не менее общая картина
всего этого оставалась хоть и неорганизованной, но весьма целостной для
того, чтобы не бояться развивать ее дальше.
Сергей решил оставить дальнейшие теоретические изыскания до посещения
комплекса. Окончательную ясность в дело должна была внести лаборатория.
Сергей глянул на часы. До прибытия оставалось десять минут. Поезд сбавлял
ход. Картина за окном изменилась. Вместо соснового леса, изредка
прерываемого небольшими полями и низкорослым кустарником, появились березы и
высокие ели. Местность была холмистая, поросшая мхом, присыпанная опавшими
еловыми иглами. Небольшая промежуточная станция была уютна, чиста и довольно
хорошо автоматизирована. Суеты, настолько привычной в большом городе, не
было, людей было мало.
От станции до комплекса лаборатории можно было доехать на автобусе,
отправлявшемся в окрестные поселки. Но Сергей решил пройтись пешком.
Близость окружавшей природы создавала в душе чувство радости. Лавина уже
забывшихся в центре запахов ели, травы, лесных цветов и мхов повергли
сознание в какое-то особое состояние. Голова закружилась, и думать о
чем-нибудь, кроме, как обо всем этом, стало совсем невозможно.
Сергей шел по узкой лесной дороге, радостно озираясь вокруг. Глаза
блестели. Идти было недалеко. До обеда оставался какой-нибудь час. Сзади
шумел двигатель машины. Обогнав Сергея, автобус поднял облако пыли и скрылся
за недалеким поворотом лесной дороги. Сойдя с нее, чтобы не глотать пыль,
Сергей пошел вдоль дороги лесом. Мох в изобилии покрывал землю, подступая
прямо к стволам деревьев. Из него, раздвинув зеленую влажную массу, пучками,
то тут, то там росли лесные цветы - мелкие, но очень красивые. Грибы
встречались реже, но были настолько роскошные, что возле одного мухомора
Сергей даже остановился, чтобы внимательней рассмотреть фантастический узор
его шляпки.