"Семен Нариньяни. Рядом с нами (Фельетоны и очерки, 1958) " - читать интересную книгу автора

был ли он слишком груб с этим самым Тузаковым, не сказал ли чего лишнего?
Мужская слеза выбила Абдувахида Хасановича из привычной колеи,
обезоружила его. Конечно, оставлять Тузакова в райфо дальше нельзя. Однако
ему нужно дать возможность исправиться. Но где? Две недели думал секретарь
над этим вопросом и наконец пришел к заключению, что наиболее подходящим
местом для исправления дискредитировавшего себя заведующего райфинотделом
будет пост директора швейно-трикотажной фабрики.
Так наступил второй этап в жизни и деятельности Разыка Азимовича, и
продолжался этот этап примерно около года. Однако старые антиобщественные
черты характера вместо того, чтобы исчезнуть, обросли за это время новыми,
не менее отвратительными. Очковтиратель стал грубияном, фанфароном. Он ни с
кем не желал считаться. Ни с людьми, ни с общественными организациями. Для
Тузакова на фабрике был только один авторитет - сам Тузаков. Ему ничего не
стоило накричать на рабочего, оборвать его на собрании, выставить инженера
из кабинета. Мало разбираясь в тонкостях швейного и трикотажного
производства, он вмешивался в технологический процесс, менял размеры,
раскрои. Брак рос не по дням, а по часам. Детские платьица, костюмчики были
таких фасонов и расцветок, что их никто не покупал. Казалось бы, что хитрого
в докторском халате, однако и их Тузаков выпускал в таком виде, что медики
отказались появляться в них на глаза больным.
Директора пробовали поправить. На фабрику была направлена специальная
комиссия. А вахтеры не пропустили членов комиссии в цехи:
- Так приказал Тузаков.
Над головой Разыка Азимовича сгустились тучи, И снова ему пришлось идти
в горком, снова менять свой малоприятный бас на медоточивый полушепот. И он
пошел. И он сменил. Вежливо поклонился уборщице, поздоровался за руку с
курьером. Глядя на приветливое лицо Тузакова, трудно было даже предположить,
что этот милый, обходительный человек отругал неприличным словом женщину,
оскорбил ни за что, ни про что старого мастера. Но то было вчера, на
фабрике. А сегодня Тузаков тише воды, ниже травы. Он идет по коридорам
горкома, и для каждого встречного у него есть приветливое слово.
- Как здоровье? Ваше? Вашего драгоценного отца? Старшего сына?
Так с широкой, приветливой улыбкой на лице он снова входит в кабинет
секретаря.
- Ну, теперь Разыку Тузакову несдобровать, не вывернуться, - говорит
кто-то из сидящих в приемной...
И он в самом деле не вывернулся бы. Но... искусство сценического
перевоплощения было доведено у Тузакова до такого совершенства, что ему мог
бы позавидовать любой деятель искусства. Тузакова ругают, называют
бюрократом, грубияном, невеждой, а он стоит и только обреченно хлопает
своими длинными, пушистыми ресницами. На этот раз Тузаков даже не льет слез.
Он ждет, пока секретарь выговорится, успокоится. Затем выдерживает паузу и,
бросив трагическим полушепотом три слова, уходит.
- Жена, дети, простите.
Бракодел и очковтиратель и в самом деле отец большого семейства. У него
не то пятеро, не то шестеро ребят. Ну, как такого не пожалеть! И вот
занесенная было рука опустилась.
Разыку Азимовичу на сей раз была подобрана для исправления должность
директора базовой столовой № 28. Эта столовая должна была снабжать горячими
обедами и завтраками городских школьников. Отец большого семейства, кому,