"Лив Нансен-Хейер. Книга об отце (Ева и Фритьоф) " - читать интересную книгу автора

вышли на лед, даже собаки участвовали в демонстрации. Во главе процессии шел
начальник экспедиции с норвежским флагом, за ним Свердруп нес шестиметровый
шест с плакатом, где на красном фоне сверкало слово "Фрам". Зрелище было
великолепным. За ними на собачьей упряжке ехал "оркестр" - Юхансен с аккор
деоном, кучером был Могстад. Дальше шествовали штурман с ружьем и гарпуном,
Педер Хендриксен с большим гарпуном, Амундсен и Нурдаль несли красное знамя.
Затем шел врач, кото рый нес огромный шест с воинственным плакатом "За
нормаль ный рабочий день". Плакатом была шерстяная рубаха с нашитыми на ней
буквами "НРД". Замыкал шествие метеоролог, он нес черный жестяной щит.
Величественная процессия дважды обогнула "Фрам", а затем, когда дошли до
"Большого бугра", прозвучало троекратное "ура" в честь "Фрама". Раскатистый
салют из шести залпов был настолько громким, что собаки со страху
попрятались за торосы, где и скрывались несколько часов. "Мы же спустились в
уютные каюты, празднично убранные флагами, и приступили к великолепной
трапезе".
Из дневника за весну и лето 1894 года можно увидеть, что Нан сена
постоянно снедало беспокойство. То он занимался фотогра фией, то, когда это
надоедало, рисовал: Обязательные научные на блюдения он делал скорее из
чувства долга, чем по желанию, а чаще предавался размышлениям о жизни, о
самом себе и мир ской суете.
"Ох, эти вечные поиски и перескакивания с одного занятия на другое!
Ведь это - несчастье моей жизни, ничего-то цельного у меня не получается.
Хоть бы что-нибудь произошло!" Но ничего не случалось. Нансен вспоминал свое
детство и юношеские годы. В то время он мечтал весь мир перевернуть. Это
он-то, которому даже собственную жизнь не под силу направить по твердому
пути! Перед его взором вставали корифеи науки - естествоиспытатели, и он
спрашивал себя, хочет ли он стать таким, как они. "Ни один в моих глазах не
заслуживал снисхождения, даже Дарвин, Ньютон и те с трудом выдерживали мой
суд".
В бергенские годы ему впервые удалось сосредоточить все свои силы и
обрести душевное равновесие, но ненадолго: поездка в Грен ландию вновь все
перевернула. А теперь еще один переворот - по ход к Северному полюсу. Душа
его раздвоилась, а та великая мысль, которой он ждал, так и не явилась.
"Любовь к Родине, к дому у меня цельная, вернее, к той, кто для меня -
сама жизнь, кто для меня все! Там, дома,- она. Так, может быть, для этого
только жить - и довольно? Но раз это сама жизнь для меня, то она не может
быть целью жизни. Вместе мы должны найти себе другую цель".
Нансен перечитал свои записи и вдруг рассмеялся. Дневник ведь был
предназначен для записи полярных наблюдений, а он что написал!
"Впрочем, это никого не касается!"
"А в общем-то и те записи, которые мне сегодня предстоит внести сюда,
имеют так же мало ценности". Излив на бумаге свои чувства, он вскоре нашел
себе занятие. Надо было подробнее изучить растительные и животные организмы,
которыми изобиловали пресноводные озерца на льдине. Рассматривая под
микроскопом крошечные комочки клеток, которые он собирал в озерках, он бес
конечно удивлялся той вечной борьбе за жизнь, которую ведут все живые
организмы, начиная от человека и кончая одноклеточными существами.

"Мы, люди, пробиваемся сквозь лабиринт жизни, здесь, в этом мире,-
то же самое. Вечная безостановочная суетливая беготня, расталкивание всего