"Юрий Нагибин. Ненаписанный рассказ Сомерсета Моэма" - читать интересную книгу автора

Выразить себя до конца и, уходя, истребить созданное - вот высшее
бескорыстие творчества. Этим поступком человек становится выше Бога, ибо
стирает со стекол вечности прекрасное, Господь же все не отважится прибрать
за собой после провалившегося эксперимента. А то, о чем я сейчас говорю,
принадлежит не Богу, а быту... В сущности говоря, художество Капитана не
заслуживает столь пространного разговора, хотя со временем он добился
определенного успеха, известности, имел персональные выставки и неплохую
прессу. Некоторое время он был даже в моде, то есть полагалось знать его
имя, видеть или хотя бы утверждать, что видел его последние работы, слегка
иронизировать над ним, но с подтекстом: конечно, тут что-то есть, но я,
признаться, ретроград. Дурной, заносчивый, вздорный характер Капитана
пробивался в его живопись, наделяя ее той энергией и резкостью, которые не
свойственны искусству примитивистов. Там всегда присутствует какая-то
уютность, милота, безопасность, даже в чудовищных страстях праведников
итальянских примитивов. Полотна Капитана бранились, брызгая слюной, и это
стало нравиться снобам, они же все немного мазохисты.

Когда он познакомился с четой Джонсов, его имя мало кому что говорило,
но Джонсам было небезызвестно. Случаются такие приметливые, внимательные ко
всякой малости люди. Идет ли это от доброты, сочувствия к
спутникам-пассажирам того же обреченного корабля дураков или от внутренней
суетливости - сказать затруднительно. Но Джонсы действительно были людьми
добрыми и участливыми. Они угадали за картинами художника-моряка то, что
ускользало от других, заведомо настроенных на неприятие: одиночество и
несчастный характер, и зажалели его в своем душевном комфорте. Конечно,
Капитан не преминет взорвать этот хрупкий комфорт, но не делайте
проницательного лица, на историю моего Стрикленда это ничуть не похоже.

Кто такие были Джонсы? Он - крупный археолог, много работавший в
Африке, ученый с мировым именем. Но научное мировое имя - это совсем не то,
что в литературе, живописи, музыке. О выдающихся людях искусства слышали все
или почти все, знакомство с их художественной продукцией отнюдь не
обязательно. Имя ученого, если он не перевернул все вверх тормашками, как
Дарвин, Маркс, Эйнштейн, Фрейд, не знает никто, кроме его коллег, учеников и
кучки интеллигентных вездесуев. Впрочем, в физике и химии - за всю историю
этих наук - наберется с десяток имен, которые Дна слуху у обывателей, но из
археологов знают одного Шлимана, для этого ему понадобилось открыть
местонахождение Трои.

Джонс ковырялся в пересохшей земле африканских пустынь, за его
убийственно медленным продвижением к глубоко захороненным тайнам с волнением
следил чудак японец, ковырявшийся на острове Пасхи, другой дурак -
швейцарец, убивавший жизнь где-то на Юкатане, и еще несколько прекрасных
безумцев, но ни один лондонец, ныряющий по утрам в подземку или штурмующий
переполненный автобус, не подозревал о существовании ученого мужа Джонса,
носившего, кстати сказать, довольно звучное старинное имя, но по меньшей
мере один на тысячу слышал о зловредном Капитане, малюющем море и прибрежные
виды. Правда, в узком, ото всех отгороженном мирке Джонс одерживал
многочисленные победы: он рано стал доктором, затем членом Королевской
академии, президентом археологического общества, почетным членом старейших