"Юрий Нагибин. Ненаписанный рассказ Сомерсета Моэма" - читать интересную книгу автора

городе Саут-энде.

Мотаясь по морским и житейским волнам. Капитан оставался безбытным
человеком. Заядлый холостяк, он беспощадно обрывал каждую связь, которая
грозила затянуться. Если женщина не ждала от него ничего, кроме короткого
партнерства, он легко и спокойно сближался с ней и так же спокойно брал
расчет, потому что не был ни пылок, ни ласков, ни привязчив. Ему казалось,
что он оберегает свою свободу, на самом деле он боялся малейшей
ответственности за другого человека. Капитан был эгоистом до мозга костей.
Больше всего он ценил нетребовательных портовых дам. А вообще он не был
бабником, виски играло куда большую роль в его жизни. Он любил беседовать с
бутылкой один на один. Беседовать в прямом смысле слова: когда в бутылке
"Скотча" оставалось не больше чем на три пальца золотистой, пахнущей гнилым
сеном жидкости. Капитан начинал говорить, вглядываясь в темное непрозрачное
лицо собеседницы. Он говорил всегда об одном и том же: какая кругом сволочь
и какой он прекрасный, чистый, непонятый человек. Иногда бутылка отвечала,
иногда нет, но и в том и в другом случае была полностью согласна с
Капитаном.

Все были виноваты перед Капитаном, прежде всего и больше всего -
родители, которые, не отличаясь ни красотой, ни статью, осмелились его
родить. От них он такой низкорослый, костлявый, ястреболикий. В нем не было
ни одной привлекательной, хотя бы заметной черты, кроме улыбки, но улыбку
эту - нежданную и опасную - он не получил в наследство, а воспитал сам,
подметив, что внезапное обнажение белых острых зубов, врезавшее в кожу две
глубокие складки от крыльев хрящеватого носа к уголкам тонкогубого, тугого
рта, производит впечатление на окружающих. Улыбаясь, впрочем, редко, он
становился человеком, с которым надо считаться.

В состоянии крепкого подпития Капитан начинал верить в Бога и менял
собеседника. В пошибе библейского Иова - верующего номер один, по мнению
Серена Кьеркегора и его последователей, - он предъявлял вседержителю
серьезный счет. В отличие от шумного, но корректного Иова, Капитан не
стеснялся в выражениях, требуя у Господа возмещения убытков: его подло
обманули - не дали причитающегося таланта. Этим он являл трогательную веру и
во всемогущество, и в бесконечную снисходительность Творца Всего Сущего.

В трезвом виде он был куда более высокого мнения о своих художественных
возможностях, порой чувствовал себя положительно талантливым, очень
талантливым, дьявольски талантливым, но взлету мешало полное незнание
ремесла. Учиться было поздно, к тому же он догадывался, что кое-как
усвоенные профессиональные навыки убьют то единственно несомненное
достоинство, которое удерживало самых разных людей у его картин: какую-то
варварскую свежесть.

Начавшееся со скуки незаметно стало потребностью и отдушиной, а там и
единственным смыслом существования. Конечно, он не порывал с морем, если
каботажное плавание на гнилых посудинах можно числить по романтическому
морскому ведомству, да ведь нужно было на что-то покупать выпивку и краски.
Человек с душой Дрейка, сэра Уолтера Раллея, Нельсона и Кука терся у