"Юрий Нагибин. Сирень" - читать интересную книгу автора

слабую, конечно, - да ей-то что за дело? - игру Наташи, а потом еще
прошлась насчет возраста подруги. Это как-то сложно связывалось с
происшедшей в ней самой переменой. Ей хотелось во всем серьезности, прямоты,
правды... Но, господи, с чего было так набрасываться на милую, смуглую
преданную Наташу с глазами боярыни Морозовой и пухлым ртом ребенка? Доброта
важнее мелкой истины, но вот уж кто действительно недобр, так это Сережа,
сказавший, что она не любит Наташу. Из самого сердца, слабого, бедного
Верочкиного сердца хлынули слезы.
Как смутился и огорчился Сережа Рахманинов! У него самого налило глаза.
Он проклинал себя за грубость, сполз со скамейки на землю и
коленопреклоненно просил прощения, целуя Верочкины руки. Такого с Верочкой
еще не случалось. Она даже плакать перестала, а потом испугалась, что руки у
нее по-летнему грязные, в траве и земле, отдернула их, еще больше испугалась
невежливости жеста и, окончательно растерявшись, поцеловала Сережу в темя,
стукнувшись зубами. После чего сердце в ней совсем остановилось, и несколько
секунд она была мертвой.
Надо отдать должное Сереже: в эти критические мгновения он проявил
огромный такт. Нелепого поцелуя будто вовсе не заметил и еще раз покаялся в
происшедшем, но просил не судить его слишком строго. Он не умеет вести себя
с девушками. У него есть сестры, но ему почти не пришлось жить вместе с
ними. То его забирала к себе бабушка, а поступив в Московскую консерваторию,
он стал пансионером Николая Сергеевича Зверева. Известный музыкальный
педагог и чудак, Зверев брал воспитанников с тем условием, чтобы они не
ездили домой на каникулы. Сережа рос и воспитывался в окружении одних только
мальчиков, талантливых, славных мальчиков, но Верочка, конечно, понимает,
что чисто мужская компания обделяет человека тонкостью.
Верочка понимала все. Ей вдруг вспомнились разговоры о трудной домашней
жизни Сережи. Отец его оставил семью, предварительно промотав собственное
состояние и приданое жены. Сережа рос на ветру, не ведая семейного тепла. Но
сам Сережа старательно обходил больную тему. Получалось, что все в его жизни
складывалось наилучшим образом, вот только облагораживающего женского
влияния недоставало. Старый холостяк Зверев водил воспитанников в трактир,
не отказывал им в рюмке водки, а браня за нерадивость, прибегал к весьма
крепким выражениям. Тут Сережа спохватился и стал горячо расхваливать
Зверева, его безмерную доброту к "зверятам", как называли в Москве
пансионеров, они должны были провожать его в постель и хором желать доброй
ночи, иначе славному старику было не уснуть. Петербурженка Верочка,
приученная к строгой и разумной дисциплине генеральского дома, не могла
разделять Сережиного восхищения зверевским бытом с его самодурством и
капризной живописностью, столь характерной для старой столицы.
- Если там было так чудесно, почему же вы ушли от Зверева? - спросила
она.
- А вам известно, что я ушел? - смешался Рахманинов.
- Но вы же живете у Сатиных.
- Да... конечно... У меня ужасный, невыносимый характер...
- Не паясничайте, Сережа! - строго сказала Верочка.
Он принялся путано объяснять причину своего ухода, и за всеми
околичностями, недомолвками, самобичеванием и умилением несравненными
достоинствами Зверева проглянула простая и горькая истина: Сережа хотел
сочинять музыку, а в большом доме Зверева для этого не оказалось места.