"Владимир Набоков. Ultima Thule" - читать интересную книгу автора

Владимир Набоков

Ultima Thule

(Весна в Фиальте-14)

[1]
Помнишь, мы как-то завтракали (принимали пищу) года за два до твоей
смерти? Если, конечно, память может жить без головного убора. Кстатическая
мысль: вообразим новейший письмовник. К безрукому: крепко жму вашу
(многоточие). К покойнику: призрачно ваш. Но оставим эти виноватые виньетки.
Если ты не помнишь, то я за тебя помню, память о тебе может сойти, хотя бы
грамматически, за твою память и ради крашеного слова вполне могу допустить,
что если после твоей смерти я и мир еще существуем, то лишь благодаря тому,
что ты мир и меня вспоминаешь. Сейчас обращаюсь к тебе вот по какому поводу.
Сейчас обращаюсь к тебе вот по какому случаю. Сейчас обращаюсь к тебе только
затем, чтобы поговорить с тобой о Фальтере. Вот судьба! Вот тайна! Вот
почерк! Когда мне надоедает уверять себя, что он полоумный или квак (как на
английский лад ты звала шарлатанов), я вижу в нем человека, который...
который... потому что его не убила бомба истины, разорвавшаяся в нем...
вышел в боги! - И как же ничтожны перед ним все прозорливцы прошлого: пыль,
оставляемая стадом на вечерней заре, сон во сне (когда снится, что
проснулся), первые ученики в нашем герметически закрытом учебном заведении:
он то вне нас, в яви, - вот раздутое голубиное горло змеи, чарующей меня.
Помнишь, мы как-то завтракали в ему принадлежавшей гостинице, на роскошной,
многоярусной границе Италии, где асфальт без конца умножается на глицинии, и
воздух пахнет резиной и раем? Адам Фальтер тогда был еще наш, и если ничто в
нем не предвещало - как это сказать? - скажу: прозрения, - зато весь его
сильный склад (не хрящи, а подшипники, карамбольная связность телодвижений,
точность, орлиный холод) теперь, задним числом, объясняет то, что он выжил:
было из чего вычитать.
О, моя милая, как улыбнулось тобой с того лукоморья, - и никогда
больше, и кусаю себе руки, чтобы не затрястись, и вот не могу, съезжаю,
плачу на тормозах, на б и на у, и все это такая унизительная физическая
чушь: горячее мигание, чувство удушья, грязный платок, судорожная,
вперемежку со слезами, зевота, - ах, не могу без тебя... и высморкавшись,
переглотнув, вот опять начинаю доказывать стулу, хватая его, столу, стуча по
нему, что без тебя не бобу. Слышишь ли меня? Банальная анкета, на которую не
откликаются духи, - но как охотно за них отвечают односмертники наши; я
знаю! (пальцем в небо) вот позвольте я вам скажу... Милая твоя голова,
ручеек виска, незабудочная серость косящего на поцелуй глаза, тихое
выражение ушей, когда поднимала волосы, - как мне примириться с
исчезновением, с этой дырой в жизни, куда все теперь осыпается, скользит,
вся моя жизнь, мокрый гравий, предметы, привычки... и какая могильная ограда
может помешать мне тихо и сытно повалиться в эту пропасть. Душекружение.
Помнишь, как тотчас после твоей смерти я выбежал из санатория и не шел, а
как то притоптывал и даже пританцовывал (прищемив не палец, а жизнь), один
на той витой дороге между чрезвычайно чешуйчатых сосен и колючих щитов агав,
в зеленом забронированном мире, тихонько подтягивавшем ноги, чтобы от меня
не заразиться. О да, все кругом опасливо и внимательно молчало, и только