"Владимир Набоков. Прзрачные вещи" - читать интересную книгу автора

того, чтобы тащиться неизвестно куда, чтобы там глазеть на водопад: хороший
урок старику. Выругавшись и вздохнув, Хью поворотил оглобли, что было
когда-то меткой метафорой, и направился к магазину. Впоследствии Ирма
рассказывала соседям, как она была уверена в том, что джентльмен ушел вместе
с сыном, и как не сразу поняла, о чем последний толкует, несмотря на его
беглый французский. Поняв же, она рассмеялась своей несообразительности,
проворно свела его к примерочной, и все еще от души веселясь, откинула
зеленую, не коричневую, занавеску жестом, ставшим в воспоминании
драматическим. Всегда есть что-то смешное в пространственной путанице и
беспорядке и мало на свете вещей забавней, чем три пары штанов, в оцепенелом
танце сплетенные на полу - коричневые просторные панталоны, синие полотняные
штаны и старые брюки из серой фланели. Неловкий Персон-старший с трудом
протискивал обутую ногу сквозь зигзаг узкой штанины, когда ощутил, как
кромешная краснота с ревом вливается в голову. Он умер, еще не достигнув
пола, словно падал с большой высоты, и теперь лежал на спине, вытянув руку.
Шляпа и зонт, недосягаемые, стыли в высоком зеркале.

6

Названного Генри Эмери Персона, отца нашего персонажа, можно
представить достойным, серьезным, симпатичным человечком, а можно жалким
прохвостом, - все зависит от угла, под которым падает свет, и от
расположения наблюдателя. Как много рук заламывается во тьме раскаяния, в
темнице непоправимого!
Школьник, пусть он даже силен, как бостонский душитель, - покажи-ка нам
твои лапища, Хью, - конечно не в силах одолеть всех своих однокашников
единовременно, когда они разом принимаются отпускать жестокие замечания в
адрес его отца. После двух-трех неуклюжих драк с самыми пакостными из них,
он занял позицию поумнее и поподлее - молчаливого полусогласия, которое
ужасало его, когда он вспоминал то время; впрочем, изумительная
изворотливость совести позволяла ему утешаться самим сознанием этого ужаса,
как доказательством того, что он все-таки не законченное чудовище. Теперь
еще предстояло как-то справиться со множеством воспоминаний о жестоких
поступках, в коих он был повинен вплоть до самого этого дня, - избавиться от
них оказалось не проще, чем от вставных челюстей и очков, бумажный пакет с
которыми вручил ему муниципальный чиновник. Единственный родич, которого он
сумел отыскать, скрантонский дядюшка, прислал ему из-за океана совет не
тащить тело домой, а кремировать за границей; на деле же наименее
рекомендованный образ действий оказался во многих смыслах наипростейшим - и
главным образом потому, что позволил Хью практически сразу избавиться от
страшного предмета.
Все были очень участливы. Хотелось бы, в особенности, поблагодарить
Хэролда Холла, американского консула в Швейцарии, через посредство которого
к нашему бедному другу поступала разнообразная помощь.
Двойственный трепет, испытанный юным Хью, можно подразделить на общий и
частный. Первым пришло общее чувство свободы, большой ветер, восхитительный,
чистый, сдувший прочь немало жизненного сора. В частности же, он с приятным
удивлением обнаружил в потрепанном, но пухлом отцовском бумажнике три тысячи
долларов. Подобно многим невнятно одаренным юношам, ощущающим в пачке
банкнот осязаемое обилие немедленных наслаждений, он был лишен и