"Владимир Набоков. Василии Шишков" - читать интересную книгу автора

Владимир Набоков.

Василии Шишков

Мои воспоминания о нем сосредоточены в пределах весны сего
года. Был какой-то литературный вечер. Когда, воспользовавшись
антрактом, чтобы поскорее уйти, я спускался по лестнице, мне
послышался будто шум погони, и, обернувшись, я увидел его в
первый раз. Остановившись на две ступени выше меня, он сказал:
- Меня зовут Василий Шишков, Я поэт. Это был крепко скроенный
молодой человек в русском роде толстогубый и сероглазый, с
басистым голосом и глубоким, удобным рукопожатием.
- Мне нужно кое о чем посоветоваться с вами,- продолжал
он,- желательно было бы встретиться.
Не избалованный такими желаниями, я отвечал почти
умиленным согласием, и было решено, что он на следующий день
зайдет ко мне в гостиницу. К назначенному часу я сошел в
подобие холла, где в это время было сравнительно тихо,- только
изредка маневрировал судорожный лифт, да в обычном своем углу
сидело четверо немецких беженцев, обсуждая некоторые паспортные
тонкости, причем один думал, что он в лучшем положении, чем
остальные, а те ему доказывали, что в таком же. (Потом явился
пятый, приветствовал земляков почему-то по-французски,- юмор?
щегольство? соблазн нового языка? Он только что купил себе
шляпу, и все стали ее по очереди примерять).
С серьезным выражением лица и плеч осилив неповоротливые
двери, Шишков едва успел осмотреться, как увидел меня, и тут
приятно было отметить, что он обошелся без той условной улыбки,
которой я так боюсь, хотя сам ей подвержен. Не без труда я
сдвинул два кресла, и опять было приятно- оттого что, вместо
машинального наброска содействия, он остался вольно стоять,
выжидая, пока я все устрою. Как только мы уселись, он достал
палевую тетрадь.
- Прежде всего.- сказал он, внимательно глядя на меня
своими хорошими мохнатыми глазами,- следует предъявить
бумаги,- ведь правда? В участке я показал бы удостоверение
личности, а вам мне приходится предъявить вот это,- тетрадь
стихов.
Я раскрыл се. Крепкий, слегка влево накрененный почерк
дышал здоровьем и даровитостью. Увы, как только мой взгляд
заходил по строкам, я почувствовал болезненное разочарование.
Стихи были ужасные,- плоские, пестрые, зловеще претенциозные.
Их совершенная бездарность подчеркивалась шулерским шиком
аллитераций, базарной роскошью и малограмотностью рифм.
Достаточно сказать, что сочетались такие пары, как "жасмина" и
"выражала ужас мина", "беседки" и "бес едкий", "ноктюрны" и
"брат двоюрный",- а о темах лучше вовсе умолчать: автор с
одинаковым удальством воспевал все, что ему попадалось под
лиру. Читать подряд было для нервного человека истязанием, но
так как моя добросовестность усугублялась тем, что автор твердо