"Владимир Набоков. Лик" - читать интересную книгу автора

судорожные, обезумевшие глубины. Затем, на час-другой, он его
оставлял в покое, довольствуясь повторением какой-нибудь
непристойно-бессмысленной фразы, обидной для Лика, у которого
спина была в меловой пыли и горели замученные уши; когда же
опять надо было поразмяться, Колдунов со вздохом, даже с
какой-то неохотой, снова наваливался, впивался роговыми
пальцами под ребра или садился отдыхать на лицо жертвы. Он
досконально знал все хулиганские приемчики для причинения
наисильнейшей боли, не сопряженной с увечиями, а потому
пользовался подобострастным уважением товарищей. Вместе с тем
он проникался к постоянному своему пациенту
смутно-сентиментальной симпатией и на переменах норовил ходить
с ним в обнимку, ощупывая тяжелой, рассеянной лапой худую
ключицу Лика, который тщетно старался сохранить независимый и
достойный вид. Таким образом, посещение гимназии было для Лика
совершенно нелепым и невозможным страданием, жаловаться он
стеснялся, а ночные мысли о том, как, наконец, он Колдунова
убьет, только изнуряли душу. К счастью, вне школы они почти не
видались, хотя матери Лика и хотелось бы поближе сойтись с
кузиной, которая была гораздо ее богаче и держала своих
лошадей. Когда же революция пошла переставлять мебель и Лик
попал в другой город, а пятнадцатилетний, уже усатенький и
вконец озверевший Олег куда-то в общей суматохе пропал,
наступило блаженное затишье, скоро, впрочем, сменившееся
новыми, более тонкими муками под управлением мелких наследников
первоначального палача.
Противно признаться, но Лику случалось на людях в редких
разговорах о прошлом вспоминать мнимого покойника с той
фальшивой улыбкой, коей мы награждаем далекое, доброе, мод,
время, сыто спящее в углу своей зловонной клетки. Теперь же,
когда Колдунов оказался живым, он никакими взрослыми доводами
не мог побороть преобразованное действительностью, но тем более
явственное ощущение той беспомощности, которая давила его во
сне, когда из-за ширмы, осклабясь, поигрывая пряжкой пояса,
выходил хозяин сна, страшный, черноволосый гимназист. И хотя
Лик превосходно понимал, что живой, настоящий, ничего ему
теперь не сделает, возможная встреча с ним почему-то казалась
зловещей, роковой, глухо сопряженной с привычной системой всех
дурных предчувствий страданий, обид, известных Лику.
После разговора со стариком, он решил дома не сидеть,- до
последнего спектакля оставалось всего три дня, так что
переезжать в другой пансион не стоило, но можно было, например,
уезжать на целый день за итальянскую границу или в горы, благо
погода испортилась, накрапывало, дул свежий ветер. Когда, на
следующий день, раным-рано, он вышел из сада по узкой дорожке
между цветущих стен, навстречу показался небольшого роста
коренастый человек, в одежде, самой по себе мало отличающейся
от обычной формы средиземноморских дачников,- берет, открытая
рубашка, провансальские туфли,- но почему-то чувствовалось,
что он-то одет так не столько по праву летней погоды, сколько