"Мария Мызникова. Снег " - читать интересную книгу автора

ибо у них редко есть чем заплатить) замелькали перед моими глазами, но чем
больше я погружался в свои мысли, тем сильнее мерзли мои руки, тем хуже
слушались мои ноги, а когда я поднял глаза к небу, я увидел звезды, и это
меня почему-то восхитило и напугало так же, как восхищало и пугало мальчишку
в доме священника то, что всего в двух шагах от него - какая-то опасность.
Я кое-как снял рукавицы и уставился на свои руки; я приложил их к лицу,
боже, какие они были холодные, будто изо льда; и они были белы, как снег.
Я не помню больше ничего, только руки, у меня были такие белые,
холодные руки, как будто это я был снежный человек - но не тот, что похож на
белого медведя, а тот, который просто-напросто создан из снега.
А потом мне снились сны про то, что я все же и есть снежный человек, и
меня боятся светловолосые дети, и про то, что по ту сторону пропасти виден
замок, а в замке граф Драгос, и он может спускаться в пропасть за звездами и
возвращаться обратно, и все снежные люди со всей округи идут к нему под
крышу, где он поит их чаем, и вот, я тоже иду к нему, я тоже иду туда.


II

Легкие шаги слегка вприпрыжку; даже не так, скорее просто пружинистые
шаги, пышная юбка в стиле французских горничных, такие же туфли на небольшом
каблучке, которые не цокали отрывисто и звонко лишь потому, что под ее
ногами был ковер.
Мыча под нос что-то неразборчивое, левой рукой поправляя на ходу
прическу, устремив взгляд ясных голубых глаз куда-то под потолок - она
танцевала какой-то танец, тесно обняв швабру.
- Мэм?.. - мне не хотелось ее тревожить, и прежде чем сказать это, я
долго наблюдал за ней. Но голова нещадно болела, и дико хотелось пить, а
потому я счел возможным нарушить ее самозабвенное развлечение, которое
изначально, видимо, должно было являться уборкой.
- Ой!.. - она так по-детски взвизгнула и обернулась, уставившись уже
теперь на меня своими глазами. Сочетание копны гладких темных волос и
светло-синих глаз - это было очень красиво, и, несмотря на то, что она была
уже откровенно немолода, я мог бы смотреть и смотреть на нее. Пусть у нее
морщинки и строгие губы, пусть, зато какие глаза!..
Видимо, легкость характера была присуща ей лишь когда ее никто не
видел, потому что как только я издал звук и тем самым обнаружил свое
присутствие, она сразу постарела внешне еще на добрых двадцать лет и строго
на меня уставилась, даже будто бы с укоризной. Укоризна была такой, как,
например, у строгих бабушек, когда они смотрят на проказливых внуков, то
есть с неумным намерением перевоспитать и сделать все лучше, чем было.
- У меня чертовски болит голова и я дьявольски хочу пить!.. -
поколебавшись между скромностью и честностью, я плюнул и выбрал второе.
- А, ясно, - сказала она, бросила швабру и ушла.
Я уж было подумал, что она просто решила покинуть комнату, чтобы не
видеть мою болезненную рожу, когда осознал, что если она прыгает со шваброй,
то, вероятно, является прислугой, а значит, с большой вероятностью все-таки
вернется и принесет мне воды. Она вела себя как ребенок со странными
наклонностями (убрать; воспитать; и в то же время танцевать со шваброй и
бестактно уйти без объяснения и уважения), и это вызвало во мне какое-то