"Роберт Музиль. Прижизненное наследие" - читать интересную книгу автора

настоящий маттерхорнский ужас, ибо и в Саксонии достаточно
головокружительно. Но если что-то не высоко, глубоко, мало, велико,
ослепительно, если что-то не есть нечто, а просто красиво, тогда они словно
давятся большим, непрожеванным куском, который становится поперек горла,
который слишком мягок, чтобы заставить задохнуться, и слишком неподатлив,
чтобы можно было произнести хоть слово. Так возникают охи и ахи -
мучительные звуки удушья. Не очень-то приятно залезать себе пальцами в
горло; а лучшему способу извлечь слова изо рта не научились. Смеяться над
этим несправедливо. Эти возгласы выражают очень болезненную подавленность.
У опытных художественных обозревателей есть для этого совершенно особые
приемы, о которых, разумеется, тоже можно было бы сказать немало; но это
завело бы, пожалуй, слишком далеко. Впрочем, несмотря на всю подавленность,
неиспорченные люди испытывают и честную радость, когда могут осматривать
что-то, признанное прекрасным. Эта радость имеет удивительные градации. В
ней содержится, например, такая же гордость, с какой человек рассказывает,
будто он проходил мимо банка как раз в тот самый час, когда оттуда бежал
знаменитый жулик X; иных людей осчастливливает посещение города, где в
течение восьми дней находился Гете, или знакомство с двоюродным братом дамы,
первой переплывшей Ла-Манш; есть даже люди, считающие чем-то особенным уже
то, что они живут в столь великое время. Речь всегда, кажется, идет о
каком-нибудь "при-том-присутствовал", но слишком общедоступным это не должно
быть, оно должно иметь налет индивидуальной избранности. Ведь сколько бы
люди ни лгали, утверждая, будто они совершенно удовлетворены своей
деятельностью, им доставляют детскую радость личные переживания и та
невыразимая значимость, которую они благодаря им приобретают. Их волнует
"личная причастность", и это совсем особое дело. "Он как раз разговаривал со
мною и вдруг поскользнулся и сломал себе ногу!..." - когда они могут сказать
нечто подобное, они чувствуют себя так, словно за большим голубым окном с
воздушными гардинами кто-то долго стоял и смотрел на них.
Трудно поверить, но люди в самом деле большей частью только поэтому и
едут в те места, открытки с изображением которых покупают, что само по себе
совершенно непонятно, поскольку ведь гораздо проще заказать их. И потому эти
открытки должны быть непременно и сверхнатурально красивы; если они
когда-нибудь станут натуральными, человечество что-то утратит. "Вот как все
это, очевидно, выглядит", - говорят, с недоверием рассматривая их; а потом
внизу пишут: "Ты не можешь себе представить, как это красиво!" - тот же
оборот, с которым один мужчина доверительно обращается к другому: "Ты не
можешь себе представить, как она меня любит..."



КТО ТЕБЯ, ПРЕКРАСНЫЙ ЛЕС..?

Когда очень жарко и видишь лес, начинаешь петь: "Кто тебя, прекрасный
лес, вырастил там так высоко?" Это происходит с автоматической
обязательностью и относится к рефлекторным движениям немецкого организма.
Чем бессильнее набрякший от жары язык тычется во все уголки рта и чем более
похожей на акулью шкуру становится глотка, тем с большим чувством они
собирают все силы для музыкального финиша и заверяют, будто будут петь хвалу
создателю, пока не смолкнут окончательно. Эта песня поется со всей