"Алексей Мусатов. Зеленый Шум " - читать интересную книгу автора

Гошка, его младшая сестренка Клава и братишка Миша в ожидании завтрака
сидели за столом. Мать поставила перед ними чугунок с дымящейся картошкой,
запотевшую кринку с молоком.
- Завтракайте и марш в школу, - сказала она. - А мне на ферму пора.
- Заправляйтесь, едоки-хлебоеды. - Кузяев покосился на чугунок с
картошкой, на ребят. - А негусто у вас на столе, не велики разносолы. - И он
поставил на лавку небольшой кузовок, прикрытый тряпицей...
Потом прошелся по избе, потрогал печь, посмотрел на отсыревший угол, на
заткнутое тряпкой окно, откуда тянуло холодом, и покачивал головой:
- Да-а, неказисто у вас, холодновато... Опять, значит, без дров
сидите...
Гошка, забыв про завтрак, искоса наблюдал за Кузяевым. Дядя Ефим
доводился его матери родным братом, и после смерти отца он помогал семье
Шараповых: приносил хлеб, мясо, раздобывал дрова, сено для коровы, ссужал
Александру деньгами.
Опекал он и ребятишек. Гошку то и дело наставлял уму-разуму, поучал,
как надо жить, говоря, что главное в том, чтобы нигде не зевать, не упускать
своего, быть оборотистым, смекалистым, не затеряться в хвосте, на задворках.
"Это как ваш Митька?" - переспрашивал Гошка.
"А что ж?.. Парень он смекалистый, держись за него... Такого не затрут,
не затопчут".
За шумливый нрав, за горячность и вспыльчивость Кузяев нередко
поругивал Гошку, а за озорство иногда пребольно драл за уши или щелкал по
затылку.
"Это я по-родственному, для твоей же пользы, - говорил обычно Ефим. -
Имею на то полное право".
Гошка злился, выходил из себя и заявлял матери, что он не позволит
больше Кузяеву драть его за уши, но мать только грустно усмехалась:
"А ты потерпи, дурачок... ничего с твоими ушами не станется. Он ведь не
чужой нам, дядя-то Ефим, печется о нас, заботится..."
После смерти мужа Александре и в самом деле казалось, что без помощи
брата ей никак не обойтись. Особенно Ефим нужен был для сыновей - Гошки и
Миши. Он и побеседует с ними по-мужски, и построжит, и делу поучит.
Но Гошке от всего этого было не легче. И, когда Кузяев приходил к ним с
подарками, ему становилось не по себе, и он старался поскорее уйти из дома.
Вот и сейчас он вылез из-за стола и принялся собираться в школу.
Книжки и тетради оказались придавленными кузовком. Гошка в сердцах
отодвинул его и едва не опрокинул с лавки.
- Это чего? - недоумевая, спросил он у дяди.
Кузяев отвернул тряпицу, достал из кузовка увесистый кусок парной
свинины и протянул Александре. Та замахала руками и отступила к печке:
- Опять ты, Ефим, за свое... Не приму я.
- Бери-бери, сгодится. - Кузяев положил свинину на лавку и кивнул на
ребят за столом: - Вон у тебя орава какая. Щей им со свининой наваришь,
картошки нажаришь со шкварками.
Кинув подозрительный взгляд на кусок мяса, Александра спросила, откуда
же такая жирная, упитанная свинина.
- Да хряка пришлось прикончить... Ваську. Помнишь, что ногу на днях
сломал? - пояснил Кузяев.
- Это племенного-то? - ахнула Александра. - Неужто и вылечить было