"Сколько стоит любовь?" - читать интересную книгу автора (Манн Велла)6Сирена сидела в кухне тети Герти и созерцала плоды своего труда. Ровно четыре часа назад Герти обмолвилась, что у нее все никак не хватает времени покрасить потолок. Потом Герти пошла в магазин, но Сирена не отправилась вместе с нею, как делала это последние два дня, а сказала, что ей надо кое-что купить. На самом деле купить надо было только одно – краску. Оказалось, что она гораздо дороже, чем предполагала Сирена, но игра стоила свеч. Получилось неплохо, и хотя она знала, что завтра плечи и руки будут ныть, не жалела, что взялась за дело. До чего же странно, думала Сирена, отпивая маленькими глотками кофе и наблюдая, как сохнет краска. Ведь она всегда куда-то стремилась, искала новых мест и впечатлений, а теперь находит удовольствие в том, что гуляет по Сноу-Сити, живет у Герти и Гэллама, видится с Грейнджем, помогает наводить порядок в магазине. Сирена закрыла глаза. Теперь, когда ее не отвлекала свежая белизна потолка, не было причины отрицать очевидное. Хотя и городок, и два милых пожилых человека, безусловно, имеют некоторое отношение к ее теперешнему состоянию, но истинная причина не в них. Вчера, сразу после обеда, они с Грейнджем сели в машину и поехали в Скво-Вэлли. Они сидели у огромного окна бывшего олимпийского комплекса, а ныне лыжного курорта, пили горячий шоколад и наблюдали за ночными лыжниками. Как ни поддразнивала она Грейнджа, но так и не смогла уговорить его взять напрокат лыжи и костюмы и присоединиться к ярко одетым лыжникам, летящим вниз по круче. В действительности она была очень довольна, что он предпочел тепло и уют зала, потому что ей не пришлось демонстрировать свое далекое от совершенства спортивное мастерство и узнавать больше, чем хотелось бы, о работе врачей «скорой помощи». А еще она выслушала рассказ Грейнджа о том, как он учился кататься на старых деревянных лыжах, которые дядя откопал на чердаке. И если бы они не сидели целый час, вытянув ноги, в уютных креслах, Грейндж никогда не узнал бы, как она потерялась в Голливуде и встретила пирата с черной повязкой, который покатал ее в машине, показал все самое интересное и помог найти отца. Вздохнув, Сирена поднялась и прошлепала босиком по покрытому линолеумом полу к раковине. Она вымыла кисть и отжала из нее всю воду, затем положила ее на подоконник, куда доходил свет зимнего солнца. Грейндж до сих пор не сказал, когда он собирается вернуться в Сан-Франциско. Он спросил, не позвонить ли знакомому эксперту и узнать, сможет ли он встретиться с Сиреной. Грейндж предложил остаться в его доме. А он приедет, как только закончит дела в Сноу-Сити. Вообще-то ей стоит побеспокоиться о своем плачевном финансовом состоянии и устроиться на работу. Но ни того, ни другого не хочется, призналась себе Сирена, поднимаясь по лестнице в ванную. Ее гораздо больше интересовало предложение Грейнджа посмотреть коттеджи у озера Тахоа при дневном свете. Да и кто, интересно, предпочел бы проторчать несколько часов в захламленном музее и узнать, что тетя Герти, как всегда, слишком увлеклась, а не провести день с Грейнджем? К тому времени, когда она вылезла из-под душа, на горизонте начали громоздиться тучи. Если это означало приближение новой снежной бури, она не возражала. На самом деле она была бы рада, если бы буран перекрыл все пути и она оказалась бы запертой в маленькой квартирке Грейнджа – разумеется, вместе с ним. – Возьми себя в руки, – вслух приказала себе Сирена, достала большой красный свитер и натянула его через голову. Вырез был таким огромным, что свитер едва-едва не сползал с плеч. – Он самый обычный мужчина. Две ноги, две руки, голова. Потому что эти две руки, две ноги и голова были соединены вместе самым замечательным образом. Снег пошел еще до того, как Сирена завершила дневные дела в магазине. В воздухе повисли крупные ленивые снежинки, потом снег пошел гуще и скоро одел окрестные холмы, покрыл дорогу. Маленькая стоянка перед магазином Герти превратилась в крошечную страну чудес. Ржавый железный бак для мусора скрылся из виду. – Я скоро вернусь, – сказала Сирена тете Герти. – Просто ничего не могу с собой поделать – так хочется прогуляться, ловить губами снежинки. – Вот что значит молодость, – усмехнулась Герти. – После такого тяжелого дня у вас еще остаются силы на прогулки. Вы вернетесь к обеду? – Не знаю. Пожалуйста, не беспокойтесь и не рассчитывайте на меня. Ах, да, дома вас ждет небольшой сюрприз. – Я догадалась, – улыбка Герти стала шире. – Вы покрасили мой потолок. – Каким образом? – Вижу по вашим волосам. Одобряю выбор краски. Хороший цвет. Сирена на миг заключила Герти в объятия. – Я вам говорила, что мне здесь очень нравится? Герти похлопала ее по спине. – Сама догадываюсь. А говорила ли я вам, что вы меня поражаете? Если бы я была на вашем месте, я уже давно умчалась бы в город, чтобы узнать, насколько я богата. – Ах, это… – Сирена пожала плечами. Герти была права: девяносто девять процентов людей именно так бы и поступили. Однако если Сирене и случалось думать о том, что лежало в ее багажнике, а это случалось нечасто, то ее сразу же охватывало чувство нереальности. Гораздо лучше было застегнуть куртку и шагнуть в пушистый снег. Когда она добралась до станции, то нашла там одного Гэллама. Он объяснил, что Грейндж отправился в ратушу. Резкие линии вокруг рта Гэллама лучше всяких слов говорили о том, что он об этом думает. Сирене не хотелось оживлять в его памяти воспоминание об очередном споре, который, как она подозревала, недавно произошел между ним и Грейнджем, поэтому она просто пошла к одноэтажному кирпичному зданию, где размещались все городские официальные лица и две пожарных машины. Она глубоко вдыхала чистый холодный воздух. Надвигались сумерки. Взрослые завершали дела, дети торопились домой. Грузовик замедлил ход, чтобы не забрызгать ее грязью. Сирена помахала водителю рукой в знак благодарности. До ратуши оставалось всего полквартала, когда она увидела идущего навстречу Грейнджа – с поднятым воротником, но с непокрытой головой. Она остановилась, чтобы посмотреть, скоро ли он ее узнает. Он едва не сбил ее с ног и только тогда заметил. – Где вы? – спросила Сирена и взяла его за руки, отметив, какие они теплые и сильные. – Ясно, что не здесь, а где-то за тридевять земель. – Я задумался. – Понятно. – Шум проезжавших машин заглушал их голоса, поэтому Сирена направилсь к детской площадке, где было потише. – Не хотите ли поведать мне, о чем? Или лучше просто поболтаем? – Что? – недоуменно переспросил Грейндж, потом уставился на ее макушку, где остались следы краски. – Я сказала, – медленно повторила она, – не хотите ли вы рассказать, о чем вы думаете. – Возможно. – Грейндж рассеянно пнул небольшой сугроб, и, когда снег осыпался, под ним оказался кустик. – Возможно, – повторила Сирена. – Похоже, у меня немного шансов с вами поговорить. – Правда? Извините. – Она чувствовала, как старается Грейндж взять себя в руки. Потом последовал глубокий вздох и несколько неуверенных шагов по рыхлому пушистому снегу. – Ни от кого не могу добиться прямого ответа, – продолжал он. – Я говорил с этим симпатичным малым, с мэром, на которого все ссылается дядя Гэллам. По-моему, он во всем этом разбирается еще хуже, чем наш бывший механик в машинах. Члены совета немногим лучше, а пытаться выжать что-нибудь из городского регистратора – все равно что… То есть это невозможно. – Может быть, им не нравится, как вы спрашиваете? Грейндж с недоумением уставился на нее. – Как это? Сирена покусывала губу, прикидывая, стоит ли продолжать. Это может дорого обойтись, но упускать случай… – Вы не скрываете, как ко всему этому относитесь. Помните, как вы не раз говорили – «дурацкие надежды». Иностранные инвесторы снимут все сливки, а местные жители останутся с носом. – Я так говорил? – Говорили. Если мэр и совет уловили ваше отношение, стоит ли удивляться, что они вовсе не жаждали с вами разговаривать? – Они разговаривали, – защищался Грейндж. – Они сказали, что до тех пор, пока не будут подписаны контракты, они не имеют права разглашать их содержание. Но, черт возьми… – Грейндж! – Сирена положила руку ему на плечо. Ее пальцы слегка дрожали, и она точно знала, что не от холода. – Если здесь действительно будет курорт, вы не в силах этому помешать. – Я знаю. – Так ли это? Когда я слушаю вас, мне все время кажется, что вы просто пытаетесь убрать с дороги это препятствие. – Вам так кажется? – Извините меня, но это действительно так. – Они дошли до площадки. Качели были покрыты снегом. Сирена шагнула в сторону, смела снег с сидений, уселась на одно и указала Грейнджу на другое. Грейндж повиновался как робот. Она с трудом сдержала улыбку, когда он механически принялся раскачиваться, взметая ногами снег. – Я вас не осуждаю, – продолжала она. – Если бы это была мои родственники, я точно так же боялась бы, как бы они не ввязались в какую-нибудь аферу, которая может стоить им последней рубашки. – Дело не в этом. Во всяком случае, не только в этом. Она чувствовала, что было бы лучше вызвать Грейнджа на состязание, кто выше раскачается, чем продолжать этот разговор. Но ему явно было не до состязаний. – Я знаю, – вот все, что она сказала в ответ. – Вы понимаете, почему я все это делаю, правда? – Прежде чем она успела кивнуть, он продолжал: – Если тут действительно будет курорт, он все равно откроется только будущей зимой. И это самое раннее. А тем временем дядя с тетей истратят все сбережения на расширение дела, не думая о том, кто за всем этим стоит – порядочные люди или грабители. Может быть, кто-нибудь уже нацелился на его автостанцию, на ее магазинчик. – Он вздохнул, не отрывая взгляда от лица Сирены, несмотря на то, что они качались вразнобой. – К тому времени мои родственники станут старше на год, на год прибавится усталости, а все их надежды будут направлены только на одно. А если этого не случится, если они не окупят затраты, им придется продать дело в убыток – при том, что покупатель найдется. Это единственный способ, которым они могут обеспечить старость. У Сирены едва не выступили слезы на глазах, когда она поняла, как любит Грейндж дядю с теткой, как он обеспокоен их судьбой. В первый раз она услышала в его словах настоящее чувство. Он спорил с ними не потому, что они собирались изъять свои срочные вклады, а потому, что боялся за них. – Не знаю, что сказать, – проговорила она. – Мне так хотелось бы знать ответ, но я не знаю. Он притормозил ногами о землю, чтобы попасть в такт с ней. В его глазах читалась тревога, даже страх. А еще она видела в них усталость. Он не переставал думать обо всем этом все двадцать четыре часа в сутки. Хотя ответов она не знала, зато знала, как отвлечь его. Она слезла с качелей, встала за его спиной и стала раскачивать его все выше и выше. Скоро он уже взлетал на один уровень с планкой, болтая ногами в воздухе. Когда он обернулся, она увидела, что щеки у него разрумянились. И он улыбался. – Хватит! – воскликнул он, поглядев вниз, на далекую землю. – Я уже слишком стар для таких упражнений. – Слишком стар? – Сирена дождалась, пока качели остановятся, опустилась на колени на покрытый снегом газон, потом легла на спину, вытянув ноги. Она лежала на снегу, улыбалась ему и плавно поднимала и опускала руки, оставляя в снегу след в форме веера. – Я самый главный снежный ангел западных стран, – сообщила она. – И те, кто слишком стар, признают мою власть и беспрекословно мне подчиняются. – Я согласен. Сирена протянула руку, и Грейндж помог ей подняться. Отойдя в сторону, она сделала вид, что любуется своими следами на снегу, но вдруг быстро выпрямилась и запустила снежком Грейнджу в голову. По крайней мере, она целилась в голову, но промахнулась. У Грейнджа получилось лучше. Огромный рыхлый снежок угодил ей прямо в грудь и разлетелся снежной пылью. Стиснув зубы, Сирена присела на корточки, но прежде чем она успела набрать снега, Грейндж боднул ее, и они оба рухнули в мягкую снежную кучу. – Это нечестно! – задыхаясь, заговорила Сирена. – Существуют правила. Женевская конвенция… Грейндж прервал ее, бросив в лицо пригоршню снега. Она встряхнула головой, безуспешно пытаясь освободиться. Однако когда лицо Грейнджа приблизилось, вид его полуоткрытых губ заставил ее замереть. Его рот приближался к ее губам – медленно, так медленно, что снег кругом едва не таял от жара нетерпения. С того дня, как они ездили на озеро Тахоа и он поцеловал ее в темноте, обещание, ожидание пронизывали воздух каждый раз, когда они оставлись наедине, но он ни разу не воспользовался случаем. Она могла бы проявить инициативу сама, но думала, что если он не хочет ее целовать, то она не собирается ему навязываться. Но сегодня он хотел. И она тоже. – Холодные, – пробормотал Грейндж сквозь зубы. Его дыхание коснулось ее языка. – Ч-что х-холодные? – Твои губы. Боже, как он умел целовать! Тепло превратилось в жар, его язык трепетал и просил. Она разомкнула губы и впустила его. Она чувствовала, как ее тело поднимается к нему навстречу, повисает над снегом, сливается с его телом. – Сирена? – Его рот был прижат к ее рту, а губы легко вибрировали, произнося слово и вызывая в ней ответную дрожь – Ч-что? Он немного отстранился и прошептал: – Мне ужасно не хочется этого говорить, но мы не одни. – Что? – Мы на площадке. Здесь могут быть дети. Да. Он был прав. Но, даже кивнув в знак согласия, она не могла убедить себя, что может найтись хоть одно место в мире, где бы ей было так хорошо, как здесь, сейчас, когда она чувствует на себе его тело. А теперь он тянет ее за руку, чтобы она встала. – Ты что-нибудь пила сегодня? – Пила? Ты же знаешь, что нет. – Я просто так спросил. Мне кажется, тебя немного покачивает. – Ничего меня не покачивает, – запротестовала она, хотя это была неправда. Глубоко вздохнув, она повернулась к нему. Он улыбался – такой открытой, честной, попробуй-ка-не-обратить-на-меня-внимание улыбкой. – Вот видите. А я уже думала, что мне не удастся вас развеселить. – Конечно, смешно. Очень уж бестолковая женщина. – Он расстегнул ее куртку и каким-то образом умудрился нацепить ей цепочку на уши. Она совсем не казалась себе бестолковой, но не стала ему возражать. Ей казалось, он знает, что с ней происходит. Интересно, происходит ли с ним то же самое? Только оказавшись на кухне у тети Герти и глядя, как Сирена демонстрирует работу, тыча в разные места потолка кистью, Грейндж в первый раз вздохнул спокойно. Он уже столько дней сопротивлялся, ежеминутно напоминая себе, что потеряет голову, если еще раз попробует поцеловать Сирену Айсом. И до сих пор ему неплохо удавалось соблюдать дистанцию, даже если для этого требовалось бесчисленное количество холодных душей. И он едва удержался тем вечером, когда они сидели за маленьким столиком в Скво-Вэлли, наблюдая за стремительно несущимися по освещенной трассе тенями. Ее смех, ее любовь к жизни, блеск глаз… Что ж, в тот вечер понадобилось два холодных душа. А сегодня, когда она так очаровательно играла в снежного ангела, все рухнуло. А что было бы, если бы он увидел ее обнаженной? Грейндж открыл холодильник и достал две банки пива. Одну он протянул дяде, открыл другую и стал пить жадными глотками, едва не подавившись. Держи себя в руках, парень! Тетя Герти, которая стояла у плиты, что-то спросила у него. Он подумал, что это имеет отношение к потолку, и собирался ответить. Но едва он открыл рот, зазвонил телефон и ему не пришлось выглядеть идиотом. Дядя Гэллам снял трубку, поздоровался и долго слушал. Потом он медленно произнес: «Нет, не интересует. До свидания», – и положил трубку. – Кто это звонил? – Деревянная ложка в руке тете Герти застыла в воздухе. Дядя Гэллам взглянул на Грейнджа, от чего тот вдруг почувствовал себя так, будто оказался пятым в партии в бридж. – Мне кажется, нет причин делать из этого тайну, – сказал дядя Гэллам. – Это Рэймонд. Они вдвоем с женой Мэри Лу припасли для нас сюрприз. Они хотят купить мою станцию и сразу начать там работы, чтобы поспеть к открытию курорта. Хотя вид у Гэллама был такой, словно он не собирается продолжать, Грейндж поднял руку. – Значит, Рэймонд и Мэри Лу собираются купить твою станцию? Предложение выгодное? – Достаточно. Грейндж знал дядю как свои пять пальцев. Его ответ означал, что предложение было более чем выгодным. – Почему ты его не принял? – Потому что я не продаю. – Дядя Гэллам глотнул пива. – Ни сегодня, ни завтра, и никогда до тех пор, пока я способен заливать бензин. Грейнджа так и подмывало назвать его старым упрямым дураком. Но в уютной кухне так приятно пахло луком и чесноком, Сирена что-то делала, стоя у раковины, с ее плеча спустился свитер, обнажив молочно-белую кожу. Он смотрел на ее плечо и постепенно успокаивался. Тетя Герти спросила Гэллама, сколько предложили за станцию. Когда тот ответил, Грейндж поперхнулся пивом. Эта сумма, если ею с умом распорядиться, дала бы им возможность безбедно существовать до смерти. Он поймал брошенный через плечо предостерегающий взгляд Сирены и промолчал. – Это много, правда? – мягко проговорила Сирена. – Вот просто так, для интереса – что бы вы сделали, если бы у вас оказалась такая сумма? Дядя Гэллам только пожал плечами, но тетя Герти ответила. – Я бы поехала куда-нибудь, где тепло, погреть косточки. – А потом? – спросил Грейндж. Тетя Герти замерла, не успев донести ложку до рта. – Потом? Не знаю. Не на такой ответ надеялся Грейндж. Он хотел, чтобы ее воображение заработало, чтобы она пожелала чего-нибудь, чего у нее никогда не было, но что она могла бы иметь, если бы не стесненность в средствах. – Как насчет новой машины? – Наша ездит – лучше некуда, – пробормотал дядя Гэллам. – Передний привод, рифленые покрышки, прекрасный обогреватель. Чего ж еще нужно? Что-нибудь для того, чтобы жить, а не просто заниматься выживанием, подумал Грейндж. И снова его остановил взгляд Сирены. После неловкого молчания Сирена стала рассказывать про снежного ангела и про бой снежками. Он понимал, что она изо всех сил пытается предотвратить спор, был благодарен ей за это, в то же время злился на нее. Несколько дней назад он сказал бы ей, чтобы она не вмешивалась не в свое дело. Но с тех пор многое изменилось. Она принесла свет и порядок в магазин Герти, она покрасила потолок и поставила новый элемент в нагреватель, так что стало можно принять нормальный душ, она ездила с ним в Скво-Вэлли. И она целовала его. Она стала частью этой маленькой группы людей. И когда она была рядом, он мог думать не только о двух старых любимых упрямцах. – Я горжусь тобой, – сказала Сирена несколько часов спустя, когда они сидели бок о бок на кушетке в гостиной и смотрели телевизор. Дядя с тетей пошли навестить друзей. В первый раз она осталась в доме наедине с Грейнджем. Он разжег камин. Сирена отдернула шторы, чтобы можно было видеть, как за окном падает снег. – Гордишься? – Потому что сегодня ты сумел оставить их в покое. Понимаешь, нельзя решать за них. Грейндж переключил телевизор на другую программу – с автогонок на розыгрыш призов какой-то лотереи. – Мне кажется, легче гору свернуть. – Значит, ты еще не сдался? – Я не могу. – Грейндж опять переключил телевизор. На этот раз на экране появилась красавица лет двадцати пяти и ни на день старше. Она расписывала достоинства крема от морщин. – Но сегодня мне не хотелось бы об этом гворить. – Я рада, – призналась Сирена. Она взяла у него из рук пульт и нажимала кнопки до тех пор, пока не остановилась на скрежещущей тормозами на крутом повороте машине, за которой гнались полицейские. Она прислонилась головой к плечу Грейнджа, провела рукой по цифрам на его футболке и вздохнула. Еле слышный запах лука еще висел в воздухе. Треск дров в камине служил прекрасным фоном для размышлений, если это можно было назвать размышлениями. – Сирена, я собираюсь уехать в этот уик-энд. О чем он говорит? Сирена попыталась выпрямиться, но плечо Грейнджа было слишком теплым и удобным. – В этот уик-энд? – Я хотел бы, чтобы ты поехала со мной. – О! Он обернулся к ней, рукой приподнял ее голову. – Ты удивлена! Мы же говорили об этом, помнишь? Конечно, она помнила. – Я знаю. Но мне здесь так хорошо, что я об этом не думала. – И тебе не интересно узнать, сколько стоит коллекция? – Конечно, интересно. – Передняя машина врезалась в цементный столб. Вспыхнуло пламя, водитель стал выбираться из салона. Вдруг экран погас. – Зачем ты это сделал? Грейндж не улыбался, лицо его было хмурым. – Пытаюсь завладеть вашим вниманием, Сирена Айсом. Я задал вопрос. Я спросил, хотите ли вы оценить коллекцию отца. – Я только что сказала, что хочу. – Но, как видно, не очень. Сирена попыталась проанализировать его тон. Это было трудно, ведь Грейндж сидел так близко, а огонь в камине трещал, а на улице все еще шел снег. – Я буду интересоваться этим по-настоящему потом, когда дойдет до дела. Грейндж охнул, но она видела, что он улыбается. – Ты когда-нибудь участвовала в лотерее? – Кажется, да, раз или два. А почему ты спрашиваешь? Он снова улыбнулся. – Ей-Богу, ты еще хуже, чем дядя с тетей. Если есть деньги, чтобы оплатить счета за месяц, ты уже счастлива, да? – Вообще-то да. – Она немного обиделась. Он хочет, чтобы она была другой? – Иногда приходится туго, например, если полетело сцепление и нет денег его починить. Такое случается довольно часто. – Этого бы не случалось, если бы ты регулярно откладывала деньги. Тогда непредвиденные расходы тебя бы не беспокоили. Это уже становилось похоже на нотацию. – Грейндж, это моя жизнь. И жизнь твоих родственников принадлежит только им. Его улыбка увяла. – Вы однажды это уже говорили. Может быть. Она не могла вспомнить, когда. Ну ладно, если он не хочет, чтобы ему читали нотации, а она не хочет, чтобы читали нотации ей, о чем остается разговаривать? Она сказала, что поедет следом за ним в своей машине. Она не возражала, когда он снова предложил, нет, попросил, чтобы она остановилась у него. Дрова в камине продолжали потрескивать, а снег, освещенный уличными фонарями, продолжал падать. Она радовалась тишине и думала, что ей никогда не будет нужен телевизор, если рядом будет Грейндж. Герти и Гэллам должны были вернуться не раньше чем через час. Целый час. Грейндж не сводил с нее глаз, приглушенно блестевших в неярком свете единственной включенной лампы. Линия его рта смягчилась, рука ласково поглаживала ее затылок. – О чем ты думаешь? – спросила Сирена, когда тишина, казалось, стала жить своей собственной жизнью. – Пытаюсь вообразить тебя в мехах и драгоценностях. Я имею в виду настоящие украшения, а не эти цыганские побрякушки. – Эти, как ты выражаешься, цыганские побрякушки вполне меня устраивают. – Да, конечно. Но я пытаюсь представить тебя в чем-нибудь первоклассном. Просто, чтобы посмотреть, как это будет выглядеть. Она задумалась, и пока она думала, ее рука гладила его подбородок, наслаждаясь прикосновением к чуть шершавой от уже отросшей щетины коже. – Но у меня нет классной одежды. Джинсы и жемчуга. Что ты на это скажешь? Он придвинулся к ней ближе, а когда откинул голову, в зубах у него была зажата прядь ее волос. Он заговорил, не выпуская ее изо рта. – Кажется, это противоречит законам моды. Если бы у тебя была возможность получить все, что угодно, что бы ты выбрала? – Бриллиантовую запонку в нос. Я однажды работала с парнем, который ходил в такой. Очень привлекает внимание. – Да уж, наверное. – Грейндж отпустил ее волосы. – Нет. – Что нет? – Тебе не пойдет бриллиантовая запонка в носу. Дело в том, что я так привык видеть тебя в вещах, которые будто куплены на дешевой распродаже, что не могу представить ни в чем другом. Сирена улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться. Не так-то легко было изображать непринужденное веселье, когда он сидел так близко, когда она чувствовала его тепло. – Не беспокойся. – Вместо обычного голоса получился хриплый шепот. – Если ты не станешь от меня требовать, чтобы я носила бриллианты, я не стану требовать, чтобы ты надевал на шею золотую цепочку. – – Спасибо за одолжение. Он опять наклонился, на этот раз легонько поцеловав ее в нос. По всему ее телу побежали мурашки – по рукам, ногам, животу. Его рука легла ей на спину, и этого простого прикосновения оказалось достаточно, чтобы она потеряла голову. Судорожно хватаясь за разговор, как утопающий за соломинку, она отвернулась к окну и прошептала: – Я так люблю снег. Однажды зимой папа преподавал актерское мастерство в университете Колорадо. Снег валил целыми неделями. А вдали были горы. – В Сан-Франциско снега не бывает, – тихо сказал он в ответ. Лицо его было так близко, она чувствовала на шее его дыхание. – Но там есть многое другое, чем мы можем заниматься вместе. – Например? – Грейндж молчал, и Сирена решила, что она задала этот вопрос не вслух. Она надеялась, что он и не ждал его, иначе он не обнял бы ее за плечи, положив конец ее мукам. Теперь ничто не разделяло их губы. Почувствовав его язык, она вобрала его в себя и обхватила его спину руками, отыскивая на позвоночнике ту точку, которая, как она надеялась, наполнит его тело электричеством, как она была полна им сама. Его дыхание участилось, стало неровным. Он повернулся к ней. Сирена чувствовала, как его колени касаются ее бедер, и тянулась к нему всем телом. Его дыхание прерывалось. Или ее? Разве это имело какое-нибудь значение? Разве что-нибудь могло иметь значение, кроме ее пальцев, прильнувших к его груди под рубашкой, ощущавших гладкую и теплую кожу. Она чувствовала его движения, чувствовала, как его рука скользит по шее и спускается ниже – медленно, так медленно, что хотелось кричать. Прижавшись губами к его губам и судорожно вдыхая воздух, она сосредоточилась только на одном – на этом медленном движении, пока наконец его пальцы не проникли под бюстгальтер. Она выгнулась дугой. Теперь все ее тело горело. Горело, тянулось и жаждало. Жаждало. – Грейндж. Он вздохнул – громко и хрипло. – Ты хочешь сказать, что… – Да. Отпустив ее, он направился к телевизору, но свернул в сторону и подошел к окну. Она удивилась, как это у него получается так ставить ноги – одну перед другой. Когда она увидела его ссутуленные плечи, обтянутые трикотажем, то вдруг поняла, чего ему стоило ее оставить. – Прости, – сказала она этой спине. – Но мы почти не знаем друг друга. – Ты действительно так думаешь? – Нет. Нет, но я не хочу очертя голову бросаться в то, к чему не готова. – Верит ли она сама в то, что говорит? – Сирена! – Он так и не повернулся. – Я… у меня в доме две спальни. Но если ты поедешь со мной, ты должна понимать, к чему может привести то, что мы будем там вдвоем. – Ты не хочешь, чтобы я поехала? – О, нет. – Он круто повернулся и теперь стоял к ней лицом на фоне падающего снега. – Я этого хочу. |
||
|