"Айрис Мэрдок. Дикая роза" - читать интересную книгу автора

Обе женщины сидели спиной к солнцу, отчего у каждой было по нимбу - у
Эммы неровная светящаяся дымка вокруг темно-серой шапки кудрявых стриженых
волос, у Линдзи - гладкий золотой ободок, ярче яркого золота тщательно
уложенной прически. Обе вышивали гладью в круглых пяльцах. Рэндлу солнце
светило в лицо. Он чувствовал себя на виду, прижатым к стене, счастливым.
- Как ни тяжко мне здесь приходится, - сказал Рэндл, - уверяю вас, там
было еще хуже.
- Не так уж тяжко ему здесь приходится, как, по-вашему? - сказала
Линдзи.
- Конечно. Если вспомнить, как плохо он себя ведет, можно сказать, что
мы к нему еще очень снисходительны.
- Мы даже почти никогда не наказываем его розгами, - сказала Линдзи и
вытянула руку, держащую пяльцы, чтобы полюбоваться своим рукоделием.
- Где вам понять мои страдания! - сказал Рэндл. - Имейте в виду, моего
хорошего поведения надолго не хватит. Когда-нибудь сорвусь. Вот увидите!
- Он сорвется, - сказала Линдзи. - Как интересно! Чаю еще налить,
дорогая?
Эмма сняла очки и отложила работу. Разгладила длинными пальцами
сомкнутые веки. - Покурить, моя прелесть.
Линдзи встала, чтобы дать ей огня. Руки их встретились, золотые на
солнце, как какая-нибудь затейливая драгоценность от Фаберже.
- А пока, дорогие мои тюремщицы, - сказал Рэндл, - я страшно рад, что я
здесь. - Он любовно обвел взглядом комнату, где от закуренной сигареты на
минуту словно сгустились и солнечная дымка, и застарелый, знакомый
табачный дух. Эмма, чье колдовство включало умение казаться старше, чем
она могла быть, умудрилась создать в этой комнате атмосферу эпохи короля
Эдуарда, и сама она - в широченном платье из нейлона, похожего на
прозрачный муслин, в складках которого пряталась трость с серебряным
набалдашником, - словно принадлежала к той эпохе. Даже ее чайный столик
можно было назвать чайным лишь в устарелом смысле. Только магнитофон,
прикорнувший, как собака, у ее ног, напоминал о современности.
Рэндл продолжал:
- В Грэйхеллоке была не жизнь, а сплошной ад. Все за мной следили - что
я сделаю, да куда подамся, да долго ли там проживу. Я буквально задыхался.
Просто не понимаю, как я раньше мог это выдерживать.
После короткого молчания Эмма сказала:
- Едва ли все так уж интересовались каждым вашим шагом. Про Энн я не
говорю, но вообще-то я убедилась на опыте, что люди очень мало
интересуются друг другом. Даже самые восхитительные сплетни и те
недолговечны. Разве не так, Линдзи?
- Да, - сказала Линдзи, - по-настоящему почти никто не замечает, ни до
чего человек хорош, ни до чего он плох. Наверно, этим нужно утешаться,
поскольку чаще бываешь плохой, чем хорошей.
Так бывало всегда. Они не давали ему вволю поплакаться. С таким видом,
будто он оскорбляет их вкус, они переключали его жалобы на какие-нибудь
безличные темы. Сознание, что его балуют, терпят, подстегивают и в конце
концов осаживают, выводило Рэндла из себя, но в то же время вызывало
приятный озноб. Он наслаждался собственными излияниями и сопутствующим им
легким чувством вины. А они вдвоем завлекали его, вызывали на
откровенность и, удовлетворив свое любопытство, ухитрялись остаться