"Рю Мураками. Танатос ("Меланхолия" $3)" - читать интересную книгу автора

проезжали по очень-очень длинному, мы проезжали множество мостов: мост
"Золотые Ворота", Голден-Гейт-бридж, а также мост "Золотые Ворота",
Голден-Гейт-бридж, потом мост "Золотые Ворота", Голден-Гейт-бридж,
разумеется, а еще мост "Золотые Ворота", Голден-Гейт-бридж, да их там
столько, что все и не упомнить...
Ну, мост "Золотые Ворота".
И Голден-Гейт-бридж.
И мост "Золотые Ворота".
Голден-Гейт-бридж.
И еще, э-э, мост "Золотые Ворота".
И Голден-Гейт-бридж.
И мост "Золотые Ворота" в Сан-Франциско. И, конечно же,
Голден-Гейт-бридж.
Меня охватила легкая паника. Как избавиться от этого наваждения? Меня
прошиб холодный пот, тем более что кондиционер в машине накрылся лет сто
назад. Потом мелькнула мысль, что впервые в жизни я нахожусь рядом с самой
настоящей сумасшедшей. В зеркале заднего вида отражались ее влажные,
мерцающие глаза. Они блестели не от слез, а от страха. Пока она повторяла:
"Мост "Золотые Ворота", Голден-Гейт-бридж", мне стало казаться, что передо
мной не побережье Варадеро, а какая-то другая местность, и я почувствовал
что-то вроде головокружения. Она произносила название моста так долго, что я
подумал, что тоже съехал с катушек. Конечно, я мог бы крикнуть, чтобы она
заткнулась, но я не стал этого делать. Свои волшебные заклинания она
произносила, выделяя каждое слово, каждый слог. Это напоминало старые
японские фильмы таких режиссеров, как Мизогучи или Одзу, которые я смотрел в
киноцентре Киобаси. Актеры, и особенно актрисы, игравшие в таких фильмах
главные роли, всегда говорили тихим, но в то же время более четким и сильным
голосом. Конечно, это было обусловлено низкой чувствительностью тогдашних
микрофонов, но при всем при том придавало их словам какую-то особую
значительность, своего рода благородство. Этого нельзя было забыть,
выбросить из головы. И она говорила точно так же. Что-то было в манере ее
речи, какое-то изящество, напряженность, убежденность, даже тогда, когда она
несла совершеннейшую бессмыслицу. И даже когда она прекратила свою волынку
на тему "Золотых Ворот", по моей коже еще долго пробегала дрожь.
- Именно в Сан-Франциско учитель изволил проявить ко мне свою ласку и
нежность. Дело не в том, что, как говорится, ласки нужны женщине только в
постели и нигде больше, но в конечном счете именно в постели они выражаются
лучше всего. Он стал гладить мои колени и сказал мне: "Рейко, почему ты
всегда так скованна, ты постоянно напряжена, расслабься, отчего ты никогда
не ласкова со мной?" "Тому была причина, и я не хочу никакой нежности от
вас", - ответила я ему, немного повысив голос, ибо я твердо настроила себя
не поддаваться его улещиваниям, тем более что я неоднократно видела, как он
занимался любовью с другими женщинами прямо у меня на глазах, делал с ними
ужасные вещи и удовлетворял их, так как же я могла принять его ухаживания?
Каждый раз, когда мы лежали с ним вдвоем в постели, он называл имя Кейко.
"Ты понимаешь, Кейко, я люблю ее, тебе ясно, я ее люблю", - говорил он; я
думаю, что он и расслаблялся, выкрикивая ее имя, он кончал в меня, крича
"Кейко", а теперь он хотел нежности? Ну что будешь делать с таким человеком?
И в Сан-Франциско он кричал о Кейко... а нет, это было в Нью-Йорке, но до
того, как разум мой помутился, я все это видела снова и снова, в мельчайших