"Харуки Мураками. Слепая ива и спящая девушка" - читать интересную книгу автора

апельсиновый сок, пытаясь съезжать под стол. Рана или болезнь отца не
казалась серьёзной, при этом и родители, и дети сидели со скучающими
лицами.

За окном простиралась лужайка. В нескольких местах вращались
поливалки, окропляя траву белыми брызгами. С громким криком пролетела
и скрылась из виду пара длиннохвостых птиц. За газоном расположились
несколько теннисных кортов. Без сетей и, разумеется, игроков. По ту
сторону кортов росли дзельквы, между их ветвями проглядывало море.
Низкие гребни волн местами отражали ослепительные лучи летнего солнца.
Ветер покачивал молодые листья дзелькв и слегка прижимал к земле
разбрасываемые брызги поливалок.

Казалось, я где-то уже видел этот пейзаж: лужайка, девочки-
двойняшки пьют апельсиновый сок, куда-то улетает птица с длинным
хвостом, за теннисным кортом без сетки виднеется море... Но это -
иллюзия. Близкая к реальности, и всё же иллюзия, - и я это прекрасно
понимал, оказавшись впервые в этой больнице.

Я положил ноги на стул напротив, вздохнул и закрыл глаза. В
темноте маячил белый сгусток. Он будто под микроскопом - то сжимался,
то растягивался. Менял форму, расплывался, делился на куски, снова
соединялся, обретая форму.

... В ту больницу я приезжал восемь лет назад. В маленькую
больницу у моря, из окна столовой которой виднелся лишь одинокий
олеандр. В старую больницу с запахом не проходящего дождя. Подруге
товарища делали там операцию, и мы ездили её навестить. Было это в
летние каникулы десятого класса.

Операция оказалась предельно простой: вернуть на прежнее место
одно ребро, сместившееся внутрь после рождения. Особой необходимости в
ней не было. По принципу - "если делать, то лучше сейчас". Сама
операция длилась недолго, а вот после требовался покой, - так она
пролежала в больнице десять дней. Мы поехали навестить её на 125-ти
кубовой "Ямахе". Товарищ вёл мотоцикл туда, я - обратно. Он попросил
меня составить компанию, мол, одному скучно.

По пути он завернул в кондитерскую около вокзала и купил коробку
шоколада. Я одной рукой держался за его ремень, другой прижимал к себе
эту коробку. Стоял жаркий день, - наши майки несколько раз промокли от
пота, высыхая затем на ветру. По пути туда он пел жутким голосом
непонятную песню. Я до сих пор помню запах его пота. Спустя время он
умер.


На ней была длинная до колен шаль поверх голубой пижамы. Мы
втроём расположились в столовой. Курили сигареты без фильтра "Хоуп",
пили колу, ели мороженое. Она была голодна и съела два сладких
пончика, запивая какао, сдобренным густой пеной. И всё равно сытой не