"Валентина Михайловна Мухина-Петринская. Встреча с неведомым" - читать интересную книгу автора

утра. Он разбудил меня ровно в шесть часов и, не давая мне опомниться,
сонного потащил в ванную комнату под холодный душ. Я заорал, как оглашенный,
за что папа закатил мне оплеуху. От удивления я замолк. Для первого раза
папа только обдал меня ледяной водой и тут же растер до синяков
жестким-прежестким полотенцем. Затем он заставил меня проделать гимнастику.
Мама в это время капала валерьянку для бабушки.


[VSTREC07.JPG]


С этого утра и начались мои многолетние мученья. Меня перевели из
уютной, теплой бабушкиной комнаты, где стояли две батареи парового
отопления, в холодную комнату рядом с кухней, которую зимой обычно
использовали как кладовую и холодильник. Меня укладывали спать ровно в
девять часов вечера, как грудного ребенка. Папа сам присутствовал при этом.
Рука у него тяжелая, и я не рыпался. Мне сделали меховой спальный мешок, как
в Арктике, которую я теперь ненавидел "всеми фибрами моего существа", как
выражались герои бабушкиных романов. Как только я, вздыхая, залезал в этот
проклятый мешок, папа раскрывал настежь окно - будь хоть мороз, хоть дождь,
хоть буран.
Когда папа удалялся удовлетворенный (у себя он небось открывал только
форточку: из-за мамы, как он объяснял), заходила мама поцеловать меня на
ночь. Но я на нее дулся и не отвечал на поцелуй. Из бабушкиной комнаты
доносился запах валерьянки...
Каждое воскресенье рано утром отец вез меня "к черту на кулички", и мы
до изнеможения катались на лыжах или делали пробег. Когда я уже "умирал с
голоду", отец объявлял "кросс до ближайшего ресторана" и нарочно заказывал
борщ, черный хлеб и бифштекс. Бабушка говорила, что я не ем борща и мяса,
так он доказывал ей, что я могу есть "как миленький" - "некультурное
выражение, при ребенке не следовало бы так выражаться". Правильно говорили о
моем отце, что он деспот.
Я всячески показывал ему, что сержусь, но этот человек ничего не
замечал. Как-то раз я спросил его, не отчим ли он мне, и убеждал сказать
правду. Отец расхохотался, как будто я сказал что-то очень смешное. Вместо
ответа по существу он похлопал меня ниже спины и заметил, что "ничего, дело
идет на лад". А какой уж там "лад"! Я похудел, обгорел, кожа моя
обветрилась, нос лупился - и это среди зимы.
Весной он придумал новую забаву. Отправляясь из Дома с восходом солнца
(то есть все раньше и раньше!), он брал с собой толстую веревку, какой
обычно пользуются альпинисты. Найдя где-нибудь обрыв, он заставлял меня
спускаться по веревке вниз. Когда я это освоил, он стал приучать меня и
подниматься по веревке, что мне далось очень тяжело: я ободрал ладони,
растянул все мускулы. У меня каждая косточка болела. Можно подумать, что он
готовил из своего сына акробата. С конца мая он стал учить меня плавать. Я
считал, что умею плавать, только боялся далеко отплывать от берега. Бабушка
говорила, что могут случиться судороги, потонешь. Отец заставлял меня рядом
с ним переплывать Москву-реку.
- А если я утону? - мрачно поинтересовался я.
- Я тебя вытащу и откачаю,- успокоил он.