"Борис Можаев. Пропажа свидетеля" - читать интересную книгу автора

по лесному косогору. Каждый поселянин норовил повернуть свой дом окнами на
реку, то есть на протоку, широкий и спокойный рукав, отделенный песчаным
наносным островом от протекавшей неподалеку шумной и порожистой реки
Вереи.
Тут не было ни улиц, ни переулков, отчего все село смахивало на
огромное стойбище; каждая изба, казалось, стоит на отшибе, в окружении
зарослей лещины, жимолости да дикой виноградной лозы. Между отдельными
группами домов стояли даже нетронутые раскоряченные ильмы, голенастые
деревья маньчжурского ореха да густые иссиня-зеленые шапки кедрача. Жили
здесь и удэгейцы, и нанайцы, и орочи, и русские, и татары. Дункай,
посмеиваясь, называл свое таежное село лесным интернационалом.
Они подъехали к песчаному берегу, где на приколе стояли такие же, как у
них, длинные долбленые баты, похожие на африканские пироги. Дункай цепью
привязал бат к столбу, врытому у самого приплеска, и сказал Конькову:
- Я схожу домой, прикажу хозяйке, чтобы обед приготовила.
- Спасибо, Семен Хылович! А может, у вас столовая есть? Неудобно,
право, - засмеялся Коньков.
- Столовая только вечером откроется. А до вечера живот к спине
подведет. Как допрашивать будешь? - засмеялся Дункай. - Пошли со мной!
- Я через часик приду. Пока вон со стариками поговорю.
Старики сидели тут же на берегу на бревнах, поглядывали на приезжих,
покуривали.
- Ну, давай! Тебе виднее.
Дункай взял весла и ушел домой, а Коньков с Кончугой поднялись на
высокий берег, к бревнам. Здесь же один старик с редкой седой бороденкой и
жидкими усами, засучив рукава клетчатой рубашки, заканчивал работу над
долбленной из цельного ствола тополя остроконечной лодкой-оморочкой. На
бревнах, в синих и черных халатах - тегу, расшитых ярким орнаментом по
бортам и по стоячему вороту, сидело пять стариков, каждый с трубочкой во
рту. Возле бревен кипел черный большой казан со смолой.
- Багды фи! [удэгейское приветствие, вроде русского "здорово!";
переводится как "ноги есть!"] - приветствовал их Коньков по-удэгейски.
- Багды фи! Багды! - оживленно отозвались старики.
- Хорошая будет оморочка! - похвалил Коньков плотника. - На такой до
большого перевала доберешься, легонькая, как скорлупка. - Коньков хлопнул
ладонью по корпусу новой оморочки, и гулкое эхо шлепка отдалось на дальнем
берегу. - Во! Звенит как бубен. Шаманить можно.
Старики опять, довольные, заулыбались.
- О до! [уважительное обращение к старику (удэг.)] - обратился Коньков
к самому ветхому старику с желтым морщинистым и безусым лицом, в меховой
шапочке с кисточкой на макушке. - Ты знал ученого Калганова?
- Калганова все село наше знай, - ответил тот. - Хороший человек был.
Кто его убивал, свой век не проживет. Сангия-Мама [главное лесное божество
(удэг.)] накажет того человека.
- А у вас на селе не знают, кто это сделал?
- Не знают.
- Когда у вас последний раз был Калганов?
- Неделя, наверное, проходила.
- Почему наверное? А точнее?
Собеседник Конькова посасывал трубочку и молчал, словно и не слыхал