"Борис Можаев. Мужики и бабы" - читать интересную книгу автора

тридцать, да в верховья верст на полтораста, аж до Дикого поля, да в
ширину верст на пять, а то и на десять, да еще за рекой не менее десяти
верст, считай до Брехова. Есть где погулять...
Тихановские табуны паслись под Липовой горой возле озера Падского. Там,
как рассказывают старики, Стенька Разин стоял с отрядом на самой горе, а в
том озере затопил баржу с персидским золотом. Озеро это будто бы в старину
соединялось с рекой, и в нем нашли медный якорь, который перелили потом в
колокол.
У подола горы, на лесной опушке держал пчельник дед Ваня Демин, по
прозвищу "Мрач". Он со своим пчельником кочевал по лугам, как цыган с
табором. Посадят его с первесны на телегу, мешок сухарей кинут ему, гороху
да пшена, а на другие подводы улья поставят... И прощевай дед Иван до
самой сенокосной поры. Ныне на Липовое везут, в прошлом году на
Черемуховое отвозили, а на будущий год куда-нибудь в Мотки забросят. Когда
дед Иван бегал еще, побойчее был, сам глядел за мельницей, - он и пчельник
держал поближе к селу, сразу за выгоном, чтоб мельница на виду была.
Бывало, только ветер разыграется, тучи нагонит - он уже бежит через выгон
и орет на все Большие Бочаги: "Федо-от, станови мельницу - мрач идет!
Федо-от, ай не слышишь? Мамушка моя, туды ее в тютельку мать... Федо-от!
Мрач идет..." Так и прозвали его Мрачем. К нему-то и завернул на зорьке
Бородин.
Старик стоял возле плетневого омшаника и долго из-под ладони
всматривался в ходока.
- Никак, Андрей Иванович! - оживился наконец дед Ваня. - Откуда тебя
вынесло? Мамушка моя, туды ее в тютельку мать... Да ты мокрый по самую
ширинку. Ай с лешаками в прятки играл?
Андрей Иванович приподнял кепку, поздоровался:
- Ивану Дементьевичу мое почтение.
Старик подал руку, заботливо заглядывая гостю в лицо:
- Ты чего такой смурной? Ай беда стряслась?
Андрей Иванович сел у костра, кинул с плеча оброть, достал кисет,
скрутил цигарку, протянул табак старику.
- Да ты и в самом деле смурной! - удивился старик. - Я ж не курю!
Бородин отрешенно сунул кисет в карман:
- Как знаешь...
Дед Ваня достал свою табакерку берестяную, захватанную до лоска, с
ременной пупочкой на крышке; поглядывая на раннего гостя, на его темные
мокрые онучи, на разбухшие и сильно врезавшиеся в них оборы, на
маслено-желтые от росы головашки лаптей, подумал: "Э-э, брат, много ты на
заре искрестил лугов-то". Вталкивая щепоть табаку в ноздри, изрек:
- Ноги ты не жалеешь, Андрей Иванович. Они, чай, не казенные. Вон
лошадей сколько ходит... Бери любую и катай.
- Угу... так и сделали, - отозвался Андрей Иванович, прикуривая от
головешки. - Взяли и укатали. Кобылу у меня угнали.
- Какую кобылу? Не рыжую ли?!
- Ее, - выдыхнул Андрей Иванович.
- Ах, мамушка моя, туды ее в тютельку мать! А-ап-чхи! Чхи!.. Кхе-хе! -
старик затрясся в кашле и замахал руками.
У старика рыхлый, распухший от нюхательного табака красный нос; когда
он кашлял и чихал, пыхтя и надуваясь, как кузнечный мех, нос его