"Борис Можаев. Наледь" - читать интересную книгу автора

волос, тонкошеяя и оттого похожая на черную хохлатую птицу. Она приехала
сюда два года назад по комсомольской путевке, перебрала несколько
профессий, пока Синельников не приютил ее у себя.
- Где Лукашин?
- Только что ушел на обед.
- Пешком?
- Разумеется.
- Моционит... Успею догнать?
- Конечно.
- Ну пока! Ступай обедать, Неля, - бросил на ходу Синельников.
Начальника догнал он на просеке, проложенной под высоковольтную линию.
Лукашин стоял на тропинке возле стальной опоры и, прикрываясь рукой,
смотрел наверх - там сидел, нахохлившись, ястреб возле свитого на самой
макушке гнезда.
- Неплохо приспособился, а, деятель?! - заметил он, радостно щурясь. -
Умнейшая тварь.
Лукашин любил прогулки - его сухое, серого цвета, словно пропыленное
цементной пылью лицо выражало постное благодушие.
- А может быть, он подстерегает владельца этого гнезда? Кто знает, -
поддержал разговор Синельников.
- Отвез новичка?
- Ознакомил.
- Ну, какое впечатление?
- Да не поймешь его: на вид - битюг здоровый, а ломается, как
разборчивая барышня, - то ему не по душе, это не по сердцу!
Лукашин безмятежно улыбнулся.
- Да, на вид он ничего парень. Что ж, поживем - увидим.



4


Надежды Воронова на семейную жизнь не оправдались. Его невеста, или
полужена, как он говорил, ответила, что приехать не сможет - очень
занята...
И теперь он помимо воли своей в часы тягостного вечернего одиночества
думал о ней, об их встречах, о прошлой ленинградской жизни.
Его поездку на Камчатку некоторые из друзей, и особенно она, назвали в
свое время бегством сумасшедшего. В самом деле, доказывали они, уезжать из
Ленинграда, из проектного института к черту на кулички рядовым
производственником - дело совсем неразумное. К тому же Воронов занимался
по вечерам в консерватории, и друзья видели в нем будущую музыкальную
знаменитость. А она именовала его "мой композитор", и то, что это
произносилось сперва в шутку, а потом вполне серьезно, было естественным.
Воронов и не оспаривал их, он потихоньку от друзей завербовался на
Камчатку и покончил с этой "музыкальной комедией", как он сам говаривал...
Воронов вспомнил тот летний день, когда он в расшитой рубашке с
закатанными рукавами зашел в последний раз в проектный институт. За одним
из столов с ним по соседству сидела она, Марина.