"Николай Москвин. След человека [H]" - читать интересную книгу автора

приглядывала за двумя младшими братьями, у Софьи Васильевны невольно
появилось какое-то чувство ответственности за Михаила, которое, как обычно
это бывает, выражается в заметном или незаметном присмотре, в советах.
Это время давно прошло, у них было двое детей, у Михаила - большая
работа в лаборатории, его любили, ценили на заводе, но для Софьи
Васильевны он был как бы на положении младшего.
Она выслушала его рассказ о Зайцевой и дяде Феде и задумалась. Ровной,
размеренной походкой, как между партами, она прошлась по комнате.
- Знаешь что, - сказала она, щуря серые красивые глаза, - это у тебя от
малодушия, от слабоволия... - И, оживленно радуясь пришедшей правильной
мысля, она продолжала: - Почему ты вмешиваешься в чужую работу? Да только
потому, что у тебя нет выдержки, нет терпения подождать, когда человек сам
это сделает. И сделает хорошо.
- Все это, Сонечка, правильно, но при чем тут малодушие? - Он не
понимал, зачем из безобидного в общем случая делать какие-то выводы. - Не
в каждую же работу я вмешиваюсь. Ну, в домашнюю, например.
Он хотел перевести разговор на шутку: не только она, а даже маленькая
Лиза знала, что в домашних делах он"' беспомощен-ни шарфа ребенку
завязать, ни на стол собрать... Софья Васильевна давно примирилась с этим
и, если отлучалась из дому, оставляла в передней подробную инструкцию.
- Это другое дело! - сказала она, не принимая шутку. - Я говорю о
работе тебе близкой, о лабораторной...
А если о том, как ты вмешиваешься в работу совсем тебе чужую, то,
пожалуйста, вот возьми недавние бочки с этим... с алебастром или, помнишь,
зимой дверь в театре...
Тут он уж рассердился. Она заметила это по тому, что он перестал
улыбаться и в глазах появился какой-то сухой блеск, точно он смотрел на
что-то жаркое.
- Слушай, что общего? - негромко, смотря в сторону, спросил он. - Ты
соображаешь?
Он припомнил, как это было, и несправедливость ее слов задела его еще
больше. Да, он вмешался, но разве от нетерпения или недоверия? Или от этой
самой слабой воли? Не надо быть химиком, чтобы знать, что под дождем
алебастр схватится, пропадет. Конечно, проще всего пройти мимо: двор
чужой, алебастр чужой, а он просто прохожий... Но он нашел
кладовщика-растяпу с пустыми, мутными глазами и объяснил ему, что бочки
надо перекатить в помещение или закрыть брезентом.
Это было сделано, но он недоволен собой - другой бы на его месте
распалился, накричал бы на кладовщика.
А он перед кладовщиком со своим дурацким характером деликатничал, был
как проситель: "Закройте, пожалуйста, будьте любезны!" Что может быть хуже
равнодушного труда, всяких там "авось-небось сойдет"!
Нет, он мямлил перед этим типом, а должен был требовать...
А дверь! Сама же Софья Васильевна возмущалась, почему почти во всех
театрах публику после спектакля выпускают не во все двери, а в одну, да
еще с запертой одной створкой... Конечно, можно подождать, протиснуться,
когда придет твой черед, и в эту щель и спокойно идти домой. Тут он вел
себя значительно лучше - пристукнул кулаком по столу... Да, негромко, но
пристукнул. Во всяком случае, толстый администратор с зеленым перстнем на
безымянном пальце вскочил и побежал сам открывать вторую дверь.