"Анатолий Иванович Мошковский. Дельфиний мыс " - читать интересную книгу автора

Про Игорька вспомнила, про Миху! Ну и что с того, что они на три года
моложе его? Зато у него с ними, как говорится, полный контакт. Его слово -
для них закон. Вместе катают снежные бабы и пускают с верхнего этажа их
дома бумажных голубей. Потом Одик приводит их к себе и начинает играть в
шашки - сам же научил - и, конечно, быстро обыгрывает их, большеротого
грустного Игорька и Миху - карапузика с удивленно вытаращенными глазищами.
Они-то его ценят: хохочут от его острот, слушают не моргнув глазом разные
истории, и всему верят, и повсюду бегают за ним. А с мальчишками из своего
класса у него не очень ладится: дерутся, не дают списывать, перемигиваются
за его спиной и дразнят Бубликом. А почему? Потому ли, что лицо у него
румяное и круглое, как бублик? Или еще почему? И разве это плохо, что он
Бублик?
Отец сладко зевнул, достал из чемодана колоду карт и стал бродить из
купе в купе. Одик не слышал его голоса, но знал - уж тут ошибиться
невозможно! - искал любителей преферанса. Скоро он вернулся, сел и стал
обмахиваться сложенной "Вечеркой". По его крутому, с залысинами лбу и
тугим красным щекам непрерывно катился пот.
- Что за народ подобрался! Хоть бы один в преферанс играл - бездарный
вагон!
- Дома не надоело? - спросила мама. - Зачем брала "Мертвую зыбь"?
Ведь по знакомству дали в библиотеке на весь отпуск.
- Ох и пекло же! - простонал отец и полез на верхнюю полку.
Мама, поджав ноги, без туфель, устроилась внизу и вязала Одику
зеленый свитер.
Сверху донеслось густое сопение - заснул отец.
Обедали они в Харькове - хлебали горячий украинский борщ прямо на
платформе под навесом и жевали малосъедобный шницель с тушеной капустой.
Зато южнее этого города с продовольствием было куда лучше: отец рыскал по
пристанционным рынкам и приносил то круги творога с оттиском марли, то
пучки редиски и холодные моченые яблоки, а в одном месте - кажется, это
был Мелитополь - принес что-то завернутое в промасленную бумагу - все
семейство наблюдало из окна за его продовольственными экспедициями; Одику
с Олей мама строго-настрого приказала из поезда не выходить. В бумаге
оказался свежеизжаренный цыпленок. Узнав, что отец отвалил за него, не
торгуясь, целых три рубля, мама вздохнула:
- Боже мой, Леня, какой ты неумелый, какой неприспособленный! Ведь
нас четверо, и нам еще месяц жить у моря и брать обратные билеты...
- Сдаюсь! - Отец дурашливо поднял руки. - До самого Скалистого буду
голодать, даже на газировку не потрачусь... Клянусь!.. - По его лбу еще
обильней бежал пот. - Ох и жжет, как на сковородке!
Одик хохотнул, а мама посуровела.
- Не видела людей легкомысленней тебя... Надо же было поехать именно
сейчас... Ведь говорила же... Если ты здоров и толстокож, то не все же
такие...
Конечно, она имела в виду Олю, потому что и в Москве запрещала ей
долго бегать на солнце.
- У моря жара переносится легче, - сказал отец. - И потом, сама
понимаешь, нельзя упускать возможность - кто бы дал нам еще такое письмо?
Я думаю, Карпов не сможет отказать...
- Наивный! - Мама стала распутывать мохнатую зеленую нитку. - А если