"Андрей Морозов. Танковый погром и много жёлтых штанов (Трагедия 1941-го года) " - читать интересную книгу автора

Для начала хотелось бы заметить автору, что "гражданок иного пола,
кроме женского" в СССР не было. Вот так умелой постановкой фраз несколько
исключительных случаев, когда женщины сами упрашивали взять их на фронт,
превращаются в книге Бешанова в очередную "порочную практику советского
режима". Ему незнакома судьба Марии Ивановны Логуновой, механика-водителя
56-й гвардейской танковой бригады, которая пробивалась на фронт с большим
трудом, буквально с боем. Бешанову подобные вещи непонятны: как может
человек хотеть воевать за этот "страшный сталинский режим"?
Также непонятно ему и отношение советских коммунистов к партбилету. Вот
он иронизирует над словами о том, что все коммунисты 13-й армии вышли из
окружения с партбилетами: "Именно партбилет - самое страшное наше оружие.
Покажешь его немцу, сразу упадет в обморок". И не задумается человек, что
сохранение партбилета при выходе из окружения означало желание людей
прорваться или умереть, ведь как пишет сам Бешанов, коммунистов немцы не
жаловали.
Не устраивает Бешанова и то, что "Ненависть к фашистам культивировалась
буквально на физиологическом уровне". В самом деле, как это так -
культивировать ненависть к врагу? Почему бы советским политрукам не
организовать дружеский футбольный матч между танкистами Гудериана и
Катукова?
Конечно, Бешанова при этом ничуть не смутит то, что в Германии
культивировалась ненависть к славянам-недочеловекам. Это же немцы, Европа,
нация культурная. Им можно. Русским - нельзя.
Русские не могут претендовать и на военную хитрость, на смекалку и
отвагу. Вот типичный пример того, как В. В. Бешанов им в этом отказывает:
"В этих боях бойцы Лелюшенко совершали прямо-таки былинные подвиги.
Например "автоматчики. П. Середа из полка Ермакова в одном из боев оказался
рядом с неприятельским танком, остановившимся за укрытием и ведущим огонь из
пулемета (неужели пушка была выведена из строя?). Советский воин-храбрец
прокрался по канаве с тыла, быстро вскарабкался на танк и ударами саперного
топора вывел из строя пулемет и экипаж (?!) танка. Огонь прекратился". Сам
же боец, видимо, не только остался жив, но и смог лично доложить о своем
удивительном методе уничтожения вражеских танков. Впрочем, важно не это, а
то, что подобному вранью верили! Уж очень всем хотелось побеждать немцев
хотя бы на словах, раз не получалось на деле".
Оказывается, все танки вермахта были непременно пушечные (а как же Pz-I
с пулеметами, Pz-II с малокалиберной скорострельной пушкой, командирские
машины на базе Pz-I), и пушка у них была непременно исправна. Не могла она
быть и деревянным макетом. Ведь о существовании командирских вариантов
Pz-III В. Бешанов, судя по всему, не знает. Не знает он и о том, что мощный
удар массивным саперным топором вполне мог вывести из строя раскаленный
ствол легкого оружия, а уж тем более - оптические приборы (их вообще можно
просто закрыть рукой!). Да и голова немца, высунувшегося из люка по случаю
неприятностей, тоже не из легированной стали. Но нет. Для Бешанова любой,
даже вполне реалистичный рассказ о подвиге советского солдата, - байка,
былина. Для красоты можно даже приписать к рассказу словосочетание
"удивительный метод уничтожения вражеских танков", хотя о том, что танк был
подбит, в цитируемом тексте нет ни слова. Скорее всего, танк благополучно
отступил, однако такой вариант Бешанова не устраивает. Ему необходима
абсурдная картинка в голове читателя - советский солдат рубит немецкий танк