"Андрэ Моруа. Воспоминания (Фрагменты книги) " - читать интересную книгу автора

скажите. Мне же почти восемьдесят, в моем возрасте негоже менять убеждения".
Чтобы завершить байроновские исследования, мне пришлось повторить
маршрут Чайльд Гарольда. Воспользовавшись этим заманчивым предлогом, в
1928-1930 годах я много путешествовал по Европе. Меня сопровождала жена. От
нежных австриячек мы попадали к прекрасным гречанкам; болота и сосны Равенны
сменялись венецианскими дворцами; Акрополь - лагунами Миссолунги.
Путешествуя по гостеприимной, многоликой Европе, могли ли мы предположить,
что через десять лет она будет лежать у ног завоевателя во власти нищеты и
раздора.
Когда мы вернулись из путешествия, Гарольд Никольсон, автор
замечательной книги "Байрон в последние годы жизни", дал мне прочесть
записки Томаса Мура о Байроне с комментариями его лучшего друга Хобхауса; а
леди Ловлейс предоставила мне многочисленные письма, среди которых были
письма Байрона-отца, стилем напоминавшие Байрона-сына и чрезвычайно
интересные с точки зрения деталей жизни родителей поэта. Редко биограф имеет
в своем распоряжении столько неизданных документов. Возможно, с
художественной точки зрения моя книга от этого пострадала. Она получилась
чересчур длинной, что, безусловно, плохо, но мне не хотелось жертвовать
бесценными материалами. Все же Байрон, кажется, вышел похожим на себя.
Некоторые критики принялись упрекать меня в том, что я написал не
повесть о жизни Байрона, как, скажем, о жизни Дизраэли, а университетскую
диссертацию. Я, признаться, сам давно не перечитывал книгу и уже не знаю,
чего она стоит. Во всяком случае, она принесла мне ощутимую пользу,
освободив от ярлыка автора "романизированных биографий". Хорош или плох мой
"Байрон", но он, несомненно, свидетельствует об огромной подготовительной
работе. "Не стоит забывать, писал английский критик Десмонд Маккарти, - что
это самая серьезная и полная книга, которая была написана о Байроне". Помимо
всего прочего, эта биография примирила меня с учеными мужами. Я поджидал их
без трепета, укрывшись в бастионе сносок и ссылок. И они явились: не
противниками, но друзьями. В литературе, как и в жизни, готовность к войне
укрепляет мир. "..."
Перстень Поликрата
Рассказывать о политической жизни Франции 1932-1937 годов здесь,
разумеется, не место. В книге "Голые факты" я писал о своих встречах с
политическими деятелями. Что меня самого поражает, когда я перечитываю
записи тех лет, - это моя близость к представителям всех течений. Я свободно
и без чинов беседовал с Леоном Блюмом и с Тардье, с Эррио и с Манделем.
Английские послы сэр Уильям Тиррелл и сэр Джордж Клерк нередко обращались ко
мне за советом. Я не стремился взять на себя какую-либо роль, но независимо
от моего желания и вне рамок крупных событий мне приходилось исполнять роль
советчика, или, как выразился один критик, "разъяснителя". Не имея никаких
политических пристрастий, а лишь некоторые твердые принципы, я был в
состоянии многое понять, оценить и связать. За нашим столом почти
еженедельно сходились сильные мира сего, чувствовавшие друг к другу
неприязнь и неожиданно проникавшиеся взаимным уважением.
В 1936 году, когда образовался Народный фронт, Леон Блюм попросил у
меня гранки "Истории Англии", которую я только что закончил, и высказал
много умных и интересных, как всегда, замечаний. Книга вышла в 1937 году. Я
с опаской ждал отзывов со стороны профессионалов. Историки оказались ко мне
благосклонны. Крупный английский историк Х. А. Л. Фишер, преподаватель