"Дэвид Моррелл. Последняя побудка" - читать интересную книгу автора

всадника в ряд. Впереди мелькали полковые знамена. Каждая рота подъезжала,
по команде останавливалась и ждала своей очереди. Он тоже сейчас поедет.
Повозки, грузовики, вьючные мулы, новые и новые всадники...
Он ждал, сквозь облака пыли ища взглядом Календара, но вместо него
увидел полковника и майора. Они, разговаривая, выходили из здания, потом
отдали друг другу честь. Полковник остался стоять, глядя, как майор вывел
на открытую площадку женщину с маленькими детьми: мальчиком и девочкой, а
потом стал прощаться с ними. Вокруг были кавалеристы, подходили офицеры.
Майор нагнулся, чтобы поцеловать дочурку протянул ей маленький гостинец в
яркой обертке, затем оглядел сына, протянул гостинец ему и поднял мальчика
на пуки. Потом он повернулся к жене и поцеловал ее в губы. Прентис увидел,
как майор что-то говорит ей. Потом услышал голос сержанта: "Марш". Он
вздрогнул, взглянул на сержанта, потом на майора, отпустил поводья, сжал
круп лошади коленями и двинулся вперед.
Тут он увидел Календара. Посреди открытой площадки, к которой
подъезжали кавалеристы, в облаке пыли старик неподвижно сидел на лошади и
смотрел, как майор целует жену. Потом майор отошел от семьи, повернулся и
направился к Календару. Мимо Прентиса проскакала цепочка всадников и скрыла
старика. Двигаясь вперед, Прентис попытался оглянуться назад, ничего не
увидел и снова повернул голову.
Вскоре он остановился позади всадников, прибывших чуть раньше. За его
спиной останавливались другие. Затем он услышал приближающийся шум моторов:
это подъезжали грузовики. Вскоре вдоль колонны проскакал майор, за ним
Календар. Кто-то снова прокричал: "Марш". Он увидел, как кавалерийские
шапки пришли в движение. Опять проскакал Календар. Прентис обернулся, глядя
на него, потом снова посмотрел вперед и подстегнул лошадь.
Они пересекли границу около часа дня. Было 15 марта, со времени налета
прошло шесть дней. Возникали опасения, что граница будет закрыта, но там не
оказалось никого, кроме мужчины, маленького мальчика и собаки. Через час
кавалеристы набрали скорость, двигаясь по выжженной солнцем дороге, которая
вскоре превратилась в тропу, а потом ее и вовсе нельзя было различить среди
камней, песка и кактусов. В жаре, в пыли, посреди движущейся колонны
некоторые кавалеристы от скуки затянули песню, сначала нестройно, потом все
слаженнее. К ним присоединились и другие. Сержант стал смеяться, и, когда
его спросили, что его развеселило, он ответил, что песня.
- Может быть, они и не знают, но это походная песня Вильи.
Ла кукараача! Ла кукараача!
Вторая колонна двинулась с ранчо к западу от границы через двенадцать
часов, вскоре после полуночи. Там граница тоже не охранялась, и, если
колонна из Колумбуса вышла в полуденную жару, когда воздух был так сух, что
солдаты, казалось, и не потели, но все время хотели пить, то западная
колонна выступила в ночной холод, такой отчаянный, что вода замерзала в
канистрах. Поначалу дорога была ровной и удобной. Потом появились рытвины и
ухабы, белая горькая пыль, собравшаяся за девять месяцев засухи, достигала
до щиколоток и оседала повсюду. Она жгла глаза людям, забивала носы
лошадей. Они завязали лица платками. Им пришлось остановиться и обвязать
попонами морды лошадей. Цепочка мулов отстала. Всадники замерзли. Пехоте,
которую больше всего донимала пыль, идти было труднее, но она меньше мерзла
под тяжестью девятифунтовых винтовок и тяжелых вещевых мешков. Некоторые из
тех, кто хорошо знал пустыню, прихватили автомобильные очки, но пыль все