"Ефим Иванович Морозов. Рассказы о котовцах (про войну)" - читать интересную книгу автора

Охрименко. - Только не ломайся, как Тудор, не тяни за душу.
- А чего тут ломаться, - охотно согласился Ксенофонтов. - Пусть себе
ломаются красные девицы, а красному бойцу ломаться не к лицу!
Ксенофонтов подумал о чем-то, глядя в солнечную даль, потом усмехнулся
про себя и, тряхнув казачьим чубом, повел рассказ не торопясь,
обстоятельно:
- На другой день после того, как деникинская армия на Днестре приказала
долго жить, задумал командир батареи, папаша Просвирин, обменять свои
трехдюймовки на новые, на трофейные. Собрал он батарейцев и приступил к
осмотру деникинских пушек. А день выдался морозный, люди поеживаются,
работают не ахти как проворно: пока пообтопчут снег вокруг пушки да
развернут ее для осмотра - пропасть времени уходит.
А Просвирин тоже не торопится, каждой пушке вроде как коню в зубы
заглядывает. Осмотрит одну. "Не годится, - говорит, - ствол изношен".
Вторую осмотрит. "Никудышная! - ругается. - Станина лафета попорчена!"
Глядел-глядел Котовский со стороны, как трудятся батарейцы, не утерпел и
решил помочь им.
"С такой прытью, братва, - говорит, - вам до второго пришествия не
подобрать орудия. Их тут вдоль Днестра понаставлено, шевелись только да
пошевеливайся! - И кивает Просвирину: - А ну айда, папаша, за мной!
Я буду стволы разворачивать, а ты каналы да замки проверять!" И пошел
комбриг пушки расшвыривать:
какую влево, какую вправо, только лязг да грохот кругом! Батарейцы рты
разинули, глядя на работу комбрига. А Просвирин как ни старался поспевать,
только после десятой пушки обмяк весь, ухватился обеими руками за ствол
орудия и говорит Котовскому: "Полегче, товарищ комбриг, не успеваю я!
Взопрел весь как мышь, давайте отдохнем малость".
- Замотал, значит, Котовский папашу Просвирина! - воскликнул Недбайло.
- Да и сам небось упарился?
- Кто, Котовский? - скривил губы Ксенофонтов в презрительной усмешке. -
А нисколько! Как с гуся вода! Глядя на комбрига, взялись за дело и
батарейцы.
За каких-нибудь полчаса развернули они десятка два_ орудий,
разогрелись, как самовары, и решили покурить. А Просвирин отдышался,
полистал свою записную книжицу, поразмыслил над чем-то и докладывает
Котовскому: "Ни одно орудие не подходит, товарищ комбриг. Вороний корм, а
не пушки!" - "Вот и я такого мнения, - согласился комбриг. - Антанта
знала, на какую лошадь ставила, под стать ей и пушки подсуропила!.." Тем
часом бойцы подводят Котовскому коня не то генерала Бредова, не то
полковника Мамонтова, того самого Орлика, на котором комбриг и посейчас
ездит. Глянул Котовский на красавца коня и взыграл сердцем. Вскочил в
седло, прогнал его на всех аллюрах взад-вперед и передал своему коноводу.
"Золото, а не конь, - говорит довольным голосом. - Поразительно чует и
шенкель, и повод, и даже приказания корпусом!
Гляди за ним, Вася, - кивает на коня коноводу Чекмаку. - Береги его как
зеницу ока". Говорит эдак, а сам промеж нас похаживает, по снегу сапогами
поскрипывает, то одного, то другого по плечу похлопывает.
Хлопок и мне достался, да такой душевный, что я аж с ног свалился... Не
верите? Право слово! Уж больно тяжела рука у комбрига!
- Неужто дерется? - изумился Охрименко.