"Александр Моралевич. Эксмо! еще Эксмо? " - читать интересную книгу автора

привезла мне домой.
Ах, моя несказанно любимая страна! Всю жизнь категорически невыездной
(по запросу монгольской стороны не выпущенный даже туда для чтения
лекций!) - я всю-то свою самую большую в мире державу буквально обползал на
брюхе. На брюхе не из раболепия, а как этнограф и в меру отпущенного мне -
защитник людей.. Так что же мог я натворить в любимом мною Азербайджане, с
которым часто и ссорился, а со вторым секретарем тамошнего ЦК Елистратовым
обнимался при встречах и прилюдно называл дядей Петей?
Поселен я был не в СИЗО, а в двухкомнатном "люксе". Прокурор
Азербайджана Ибрагимов был учтив и изыскан. Следствие возглавил следователь
по особо важным Чумаков. На допросы меня доставляла черная "волга" с
проблесковками и сиреной. Чай подавался в хрустальных национальных сосудах
"армуды". С козинаками, фей-хоа и прочими восточными сладостями.
Совершил же я вот что: четырнадцать с половиной лет назад (а срок
давности по таким делам составляет пятнадцать лет, так что очень ловко есть
целых полгода, чтобы упрятать меня лет на десять) я:
Возник на Бакинской трикотажной фабрике.
Опечатал её цехи своими служебными визитными карточками
Шантажируя криминальное руководство фабрики разоблачениями - вывез с
территории грузовик новозеландской шерсти в шпулях и реализовал неизвестным
покуда цеховикам.
На квартире главбуха фабрики, в присутствии её директора - получил
взятку. (Теперешними деньгами - тысяч под двадцать долларов.)
-Итак, - огорчил я прокурора республики, - вот какой компот: беда в
том, что я даже не могу быть с вами честен или нечестен. Со времен
называемых событий прошло четырнадцать лет. По восемь месяцев в году я бываю
в командировках. Это встречи с тысячами людей, наслоение в памяти тысяч
событий и обстоятельств, сотни населенных пунктов...Что у меня отложилось в
памяти по прежним посещениям Азербайджана? И я, и вы, наверное, помните мой
распотешный фельетон о фигурном урагане, который пронесся над селением
Тангяруд. Ураган этот сорвал крыши и разрушил подворья только у местных
представителей власти и партийных работников, и только они получили большие
возмещения убытков как пострадавшее от стихии. Я влюблен в бакинский
Молоканский садик. Я свой человек у здешних молокан. Я свой человек в
слободе Красный Еврей. Экстремал, я даже побалансировал на грани Обрыва
самоубийц. Я озирал Каспий с вершины Девичьей башни. Мне показывал
республику тончайший её знаток и хранитель музейных фондов Роман Шеин. Я
облазил весь завод по производству столь чтимого в России портвейна "Агдам".
И там произошло у меня такое сроднение с коллективом, что один растроганный
старик сказал:"Синок! Джан! Шистьдесят пять лет работал на этот осадочный
колонна. Видишь бочка? Два центнер сивушного масла! Мой масло, никому не
нужен, дару тебе. В Каспий выльешь - весь осетрин кверху брухом, весь
твой!". Мне деликатно объясняли, пусть никого в Азербайджане это не обидит,
что громадный диаметр кепки "маштагинка", названный по именованию селения
Маштаги - так велик для того, чтобы двое мужчин не могли сойтись на то
критическое расстояние, когда меж ними вдруг да возникнет гомосексуальное
влечение. Я помню еще чертову прорву азербайджанскостей, я даже был
представлен находящемуся в полужидком состоянии пророку по имени Этага - но
я решительно не знаю, где расположена Бакинская трикотажная фабрика, кто её
главбух и директор. Вот мои визитные карточки, они те же самые, что