"Юнна Мориц. Помойное ведро с бриллиантами чистой воды (Рассказы о" - читать интересную книгу автора

тоже видела только лежа с биноклем на крыше. А в нынешнем образе он ничьей
вины признавать, повторяю, не мог, - поскольку там, где он опрозрачнился и
пребывал, обреталось конечное знание и даже смутная память о чьей-то вине
беспощадно каралась паденьем, низверженьем погибельным в бездну.
Это он дал понять Ангелине Суковой синим светом очей, изъятых посмертно для
юмора в эпосе посредством сторожевого штыка. Но доводы призрака ей
показались недостаточно убедительными, ничем существенным не подтвержденными
и возникшими вследствие отсталого суеверия. Поэтому, обзаведясь необходимыми
для столь чудесного дела запасами водки, эта Сукова еженощно грабастала
призрак, исхищая из тьмы, и за волосы притаскивала к себе, чтобы тыкать в
его беззащитный, безносый, безглазый, безротый, без-
ухий череп вещественные и алкогольно-документальные улики своей неизбывной,
подлой вины. Призрак тогда окутывался толстыми, глухими туманностями,
кометными пламеньями, заглушающими по мере сил уговоры, матерщину, рыданья и
ласковый шепот покаянной гражданки.
А она сидела нарядная, с молодежной спортивной стрижкой, в изумрудах,
сапфирах и яхонтах, подмалеванная французской косметикой поверх резиновой
маски, с жабьей кожей, растянутой и отвислой, как снятый с ноги чулок.
- Тить твою в ухо-горло-нос, лютое привидение! - говорила печально Сукова.-
Из-за тебя нет никакого мне продвижения к духовному совершенству. Что ты
смотришь синими брызгами? Иль в морду хошь? Тебе уже все равно, ты на том
уже свете и думаешь только, падла, о вечном своем покое, очищенье и
благодати. Милости нет в твоем сердце, да и сердца ведь нет у тебя никакого.
Тьфу ты, мертвяшка дырявая! Чурбан! Козел! Где твоя милость к падшим? Выпьем
с горя! Где же кружка?.. Я, здоровый, цветущий, живой человек, полный сил, с
большими запросами, со взглядом на вещи, вот уже сколько лет пью по ночам
ведрами, ублажая тебя - отродье ошибок сдохшей эпохи - признать очевидность
моей ни в чем не повинной, невольной, утратившей силу вины и отпустить мой
нечаянный грех, заблужденье моей безупречной преданности всеобщему делу и
счастью обманутых, как выяснилось, людей. Теперь, выходит, какой-то Обломов
- голубь мира, герой труда. Ему-то как раз обломилось - лежал себе на диване
и ничего такого не делал, пока другие не покладая рук... Эти - спустя
рукава, те - как рыба об лед, а все кругом виноватые. Все - без исключения!
И тебе еще тоже, псих знаменитый, придет время просить у меня прощенья на
том свете. Так что моли Господа, чтоб я подольше жила и там подольше не
появлялась...
Тут как раз на плите засвистел, как милиция, чешский чайник, синий в цветах,
и Сукова кипятком плеснула в заварку да промахнулась - вскочил на ноге
волдырь, хотя известное постное масло вовремя само опрокинулось и прицельно
так потекло на ожог сквозь дырку в чулке. Но ведь нынче-то постное масло
совсем извратилось и прескверного качества, поскольку всем на всех
наплевать, и такой вот плевательный бассейн получился.
Поджав несчастную ногу, Сукова доскакала, как цапля, и уселась напротив
призрака дуть на волдырь, поплакивая. С ресниц потек синевато-зеленый соус,
отчего лицо этой Суковой Ангелины сделалось полосато, как филе, запеченное
на решетке. Улучив такой подходящий, благоприятный момент ослабленья ее
покаянной стервозности, призрак стал поспешно рассасываться. Но абсолютное
одиночество сопровождается резким похолоданием, как известно, - и Сукова так
быстро замерзла, что вовремя вдруг спохватилась, подпрыгнула на одной
здоровой ноге и втащила призрак обратно, вцепясь в его гриву так сильно, что