"Крис Мориарти. Одиночка " - читать интересную книгу автора

памяти. Теперь стало понятно, где она: в "гробу", в хладоотсеке транспорта,
пробуждается после квантового скачка. Должно быть, случилась какая-то
неполадка, неожиданно возникшая в системах корабля или в ее собственных
внутренних устройствах, поскольку она стала размораживаться так рано. Но эти
неполадки не были смертельно опасными, иначе она не лежала бы здесь,
беспокоясь о том, почему не в силах вспомнить свое имя до того, пока не
загрузится ее "оракул".
"Статус?" - запросила она снова.
"Извлечение системных файлов",- в конце концов ответил ее "оракул".
Все ее системы начали подключаться. В нее загружали данные из жесткой
памяти, восстанавливая мягкую память. Плоть и кремний, цифровые и
органические системы переплелись вместе. Живая ткань и машина воссоединились
в точной до кванта копии майора Кэтрин Ли, замороженной на Метце.
Она включила свои программы диагностики и быстро пробежалась по
послескачковым протоколам, проверяя запутанные состояния и ища неисправности
в трансформациях Шарифи, сравнивая размер файлов до и после скачка. Все
проверено.
Хорошо. У нее нет времени на проблемы. Ей нужно позаботиться о своих
людях. Сначала послать представление на Дэллоуэя, чтобы перевести его в
другую часть до того, как разразится скандал по поводу случившегося на
Метце. И нужно посетить семью Колодной. Какой бы эта семья ни была. Хотя Ли
не думала, что эта семья большая.
Затем она поняла, какую шутку с ней сыграла память.
После Метца прошло добрых три месяца. И она уже позаботилась обо всем:
о семье Колодной, о переводе Дэллоуэя, своих предварительных заявлениях
перед комиссией по надзору. Ли сделала все это в течение трех дней, упорно
борясь с изнеможением и ранением и подключаясь к болеподавляющим программам.
Затем она попала в реабилитационные камеры. После чего были замораживание,
доставка на скачковом корабле, недели полета на субсветовых скоростях с
помощью двигателей Буссара до орбитальной телепортационной станции Метца, а
затем пересылка.
Как долго она была в том состоянии? Двенадцать недель? Тринадцать?
Ли почувствовала, как старый страх рос у нее в груди, и поймала себя на
том, что просматривает все директории, проверяет и перепроверяет, пытаясь
разобраться в запутанности фрагментов информации мягкой памяти.
"Стоп,- сказала она себе.- Ты знаешь правило. Держись этого скачка,
этого места. Опусти последнее. Дай файлам жесткой памяти восполнить провалы.
Не дай страху овладеть тобой".
Но страх все равно достал ее. Как всегда. Страх был рационален,
разумен, но по опыту поддавался контролю. Он ждал ее у выхода на посадку, а
потом сопровождал ее при каждом скачке, на каждом задании, каждое утро,
когда она просыпалась в поту от скачкового сна. И страх всегда задавал один
и тот же вопрос, на который она не находила ответа: что она потеряла на этот
раз?
Восстановление было медленным и неуловимым, как радиация.
Путешественник без специальных внутренних устройств может совершить пять или
шесть скачков в своей жизни, не потеряв в памяти ничего, кроме нескольких
несвязанных дат и имен. Настоящий урон в памяти накапливается постепенно,
виной тому мельчайшие отклонения в состояниях спина при многократных
воспроизведениях. Эту медленную утечку информации нельзя остановить без